Вы будете вести дело об убийстве моей дочери?
Я. Как к вам обращаться?
Нина Антоновна.
Вероника Андреевна.
Я знаю, мне ваша начальница сказала совсем недавно. Подозреваемые уже есть?
Пока нет. Дело непростое, и я только сегодня взялась за него. Убийство было совершено этой ночью.
Нина Антоновна понимающе кивнула и начала рассказ:
Кира с самого детства была проблемным ребенком. Постоянно хулиганила, подруг практически не было, одни мальчики с самой песочницы. Семья у нас небогатая. Кира единственный ребенок. Муж всю жизнь на заводе проработал, и я там же уборщицей. Денег вечно не хватало. Но мы с супругом очень дочь любили, никогда не обижали, она всегда у нас чистая и опрятная была. Но Киру это не устраивало она любила ярко и дорого одеваться, мы не могли себе этого позволить. С пятнадцати лет дочь перестала ночевать дома и забросила школу. Стала появляться в элитных вещах, на вопросы не отвечала. Мы с мужем и с учителями общались, и к психологу Киру водили. Но всё было бесполезно. Кира постоянно подъезжала к дому на разных дорогих машинах. Один раз мы её закрыли и не выпустили из дома; так потом, после жуткого скандала, она тайком собрала вещи и ушла. Искали её, искали Потом сама позвонила и сказала, что всё у нее хорошо, чтобы мы с отцом не лезли в её жизнь, и что в нас она больше не нуждается. Вот мы и созванивались изредка. Жива, здорова ну и хорошо. Потом до нас дошли слухи, что Кира сошлась с каким-то наркоманом и ждет от него ребенка. У мужа и так сердце слабое было, но это известие его добило, и он умер. Кира даже на похороны не приехала. Прошло уже много времени, дочь так и не показывала родившуюся внучку. Но однажды мне позвонили из социальной службы, и женщина сказала, что Киру лишают родительских прав за грубое обращение с ребенком. Я, конечно, согласилась взять опекунство над внучкой. Когда я увидела Марту, то пришла в ужас. Она была очень истощена, вся в ссадинах и синяках. Как так можно было обращаться с ребенком? Откуда такая жестокость? Мы с моим мужем никогда даже пальцем не тронули Киру, несмотря на все её выходки. Стали мы жить с Мартой вдвоем; я её определила в детский садик, а сама работаю. Кира за три года всего лишь несколько раз позвонила, и всё. А тут сегодня утром включила телевизор, а на экране фотография моей дочери, и говорят про зверское убийство.
Женщина разрыдалась и забилась в конвульсиях. Я подошла к ней и стала вытирать слезы:
Убийца вашей дочери обязательно найдется и будет наказан. Вы вообще ничего не знаете о круге общения Киры?
Практически нет.
Я отошла к окну допросной, открыла его и закурила:
А где сожитель Киры, не знаете?
Умер от передозировки. Собаке собачья смерть! в негодовании вскрикнула Нина Антоновна.
У вас остался телефон женщины из социальной службы?
Да, естественно, мы с ней регулярно общаемся. Знаете, я кое-что вспомнила; возможно, вас это заинтересует. Кира как-то мне звонила выпившая и сказала, что ей очень плохо, и она хочет пойти на прием к профессиональному психологу.
А куда и к кому, она не уточнила?
Нет.
Если вы вдруг что-то вспомните, обязательно мне позвоните. У вас есть листок и ручка? Оставьте мне свой контактный телефон и данные женщины из социальной службы.
Мы обменялись с женщиной контактами, и вскоре я ее проводила.
Мой кабинет был пуст: Руслан, видимо, перевыполнил норму работы и теперь решил передохнуть. Перед глазами лежал листок с данными социальной работницы и записная книга Киры. Недолго думая, я набрала номер социальной службы; после долгих гудков я услышала басистый женский голос:
Алло!
Здравствуйте, это социальная служба?
Да, кто беспокоит?
Вам звонит Орлова Вероника Андреевна, следственный отдел.
Господи! Что произошло? спросила встревоженно женщина.
Мне необходимо пообщаться с Мартыновой Яной Павловной; она занималась Алексеевой Кирой Сергеевной и её дочкой три года назад.
Да, конечно, участливо ответила собеседница. Это я.
Хорошо. Вы не могли бы сегодня подъехать ко мне в отдел?
Да, назовите адрес, и я приеду.
Я продиктовала адрес и в ожидании Мартыновой стала изучать записную книгу Киры. В ней в основном числились мужчины, их адреса и номера телефонов, но я надеялась найти психолога. А вдруг Кира и правда посетила его? Психологи ведь как личные дневники хранят много интересного. А у убитой было много психических отклонений, судя по домашнему интерьеру и самому характеру её убийства. И вот бинго! На последней странице значилось: Вольский Савелий Александрович, психолог, далее указан его номер и адрес. Я решила набрать; как ни странно, ответили сразу: