Напротив меня уселся Христо, с ним у меня вроде бы полнейшее взаимопонимание.
Мы сильнее отчаявшихся. Застегивание ширинки превращается в сложность.
Сушилла мимо входа на скутере, обо мне не подумала, среди авторов загадки я и я, обкурившийся. Она в руке, она задымляет, от нее ощущается рай.
Дышать глубже не выходит. Легкие на вдохе распираемые от излишней жизни шары-террористы. Лилипуты заиграли на мандолинах, солнце покатилось, зашло, не убило.
За повисшие руки она меня к себе. Кровать вкручивается в космос, мелькая ножками.
Холлдор в Данию. Для воспоминаний о Гоа мы ему уродливую деревянную маску и майку со слонами, играющими в футбол.
Встань в Тадасану.
Тонизирующую паховую область махилу тебе мы найдем.
Подарок к открытию глаз.
Хасан Лечо свою долю в подарочный фонд не вносит.
Шпицев он проклинал?
Прах кремированного Вацлава высыпали в его ботинки, и они не тонут, не переворачиваются, их покачивание на волнах навевает торжественность.
Боковое скручивание.
Демон запоя его заломал.
Муравей Хименес купил в магазине ложку, героином ты сколько угодно, но не с нами.
Правая стопа на левое бедро.
Усвой предостережения.
Здесь до нас никто не ходил, а мы шагами нескромными, Муравей Хименес совсем скромность забыл.
Машины поворачивают, но нас не собьют, изворачиваемся мы неустанно.
В бургер-кинге меня когда-то хорошо накормили. Муравей Хименес после плевка, зашатавшего урну, сокровенным бросается. Локоть, коза ностра, запястья, бостонского душителя не разглядел.
Дома меня ждет бутерброд.
А его не съели?
Дженни меня целует, однако бутерброды с курятиной любит не меньше меня.
Неожиданный способ занятия сексом. Месопотамский.
Отбеливатель для унитаза прикупим, господа, подгоняющие таксиста без конечной цели моей дружбы несомненно заслуживают, Джек Рассел принес палку не хозяину, а мне, взор у собачки недружелюбный, дальше меня она видит. Тыквы расколются, скипетры обгрызут, утренний удар. Приближаемая ветром гроза. Сработавшая система пожаротушения. Ребром ладони по пудингу, а он тыква. Монаха поймал на неправде.
Были дни, когда нож от полиции я не прятал. Светоч для нас Бенедикт.
В пришедшем ко мне документе написано, что вы францисканец.
Вызревает конкиста.
Опозорившуюся в баре Мэри Джуллнаген завоевать собираешься?
Пить умею. Пью не хуже мужчин. Джин не разбавляйте, среди доступных мне радостей Бифитер без примесей, да что за козел лезет меня останавливать, пусть залетевшую в пятьдесят три года мамашу предостерегает.
Покачивавшаяся дурочка упиралась. Освальдо Ноттингем отступил.
Очищаю лобные пазухи. На меня накатывается поток, разглядеть лица я не пытаюсь, растащить меня по асфальту, отделив ноги от туловища в относительной трезвости мне уже не смешно.
Асана с наполненным мочевым пузырем.
Разлучающая с Индией травма.
Кумар нас сплотил, мой кулак вошел мне же в колено.
Ходил за картофелем, пришел с морковью, не то взвесил, не то купил, грызу и не печалюсь.
Высушенный мумифицированный мозг.
Не у меня, пожалуйста.
Пригибаемые цветы устоят, лепестков поубавится, но у кого по-другому?
Сушилла меня не убьет. Неохота как-то стать у нее первым.
С наклонами осторожней, при твоей гибкости лицо ты способна разбить.
До земли я им не достану.
Она поднимается.
Ее уровень передо мной не растет, а бугор на меня наползает.
Скорректировал ты замечательно.
На основании вычислений Болонки Величиной с Вагон земля сегодня затоплена не будет.
Ишвара, месье.
Черепахи-предатели?
Ишвара пранидхана?
Прижмет к тротуару. Может оказаться правильным. В отношении нее я колеблюсь, богом она меня не назовет. Снятую перчатку она в коляску раскричавшемуся младенцу. Бросает вызов. Сейчас сама заорет.
Кувшинку через горлышко. Бегущий по склону водитель автобуса.
За поздравления с выводом любых войск я благодарю, бескровное течение конфликта для меня предпочтительней и в обыденной жизни, ирландец Тоннер выстрелил в любовницу и отсидел шесть лет. Ее не убил, а надзирателя в тюрьме зарезал. Его не вычислили, не накинули, поработав в Дрихад-Нуа чистильщиком бассейна, он отправился на Гоа. Легковесные беседы о космосе Тоннера не увлекают, косяк выкуривает и вырубается, в прилипшем сновидении из пробитого брюха тюремщика высовывается голова недобитой Бэйбин, насмехающейся над кривизной его стрельбы и изображающей оральное удовлетворение какого-то Мактубса, расписывая которого она применяет исключительно восторженные эпитеты.