Вечером Патрик пошел навестить своего прадеда в часовне замка. Очень странное зрелище представлял собой старый Джон такой беспокойный и неугомонный при жизни втиснутый в деревянный ящик не по размеру. Его обмыли, одели в превосходную шелковую сутану, хотя при жизни Джон довольствовался полотняной расчесали клочковатую бороду, расправили скрюченные от боли пальцы, вложили в них крест хотя не менее приличны были бы меч и перо. Выглядел он намного пристойней, чем в последние недели своей жизни, но уже издавал слабый запах тления.
Патрик присел на скамеечку, пробуя молиться. Слова сами падали с губ, но почти не имели смысла. Он думал о том, что вот судьба, опять остался один, и даже без той опоры, какую ему давала грубоватая опека и ехидная привязанность старого Джона. Ему, Патрику Хепберну, было уже двенадцать лет, и из них одиннадцать он не знал ни семьи, ни родни. И все эти годы провел в зачарованном замке, под гнетущим, укрывающим его заклятием титула, денег, власти. Он остался на ночь в часовне и просидел там, закоченев на этой скамеечке, до заутрени, смутно понимая, что именно чего-то подобного ждет челядь приора и его собственная свита тоже чтобы граф Босуэлл показал свое серьезное отношение к делу. Он даже немного поплакал в конце концов, ему было только двенадцать, и умер его приемный отец, самый близкий из близких родственников, кого он знал. Конечно, еще мать была но была прекрасна и далека, а прадед вот он, теперь лежит в часовне, завтра станут его отпевать в соборе Святого Андрея, в которой прослужил он столько лет, и не одно поколение горожан также крестил, венчал, отпевал. Патрику было холодно и очень одиноко. И то были последние слезы в его жизни на очень, очень долгий срок.
А еще наутро он узнал, что, согласно завещанию покойного приора, в дополнение к деньгам прадеда, он также приобрел и приорат Сент-Эндрюса.
По дорогам Мидлотиана грохотали копыта самой резвой почтовой лошади из конюшен замка в Хейлс торопился гонец, и весть его была ожидаемой, но черной.
Замок Хейлс, руины башни Горлэя, Шотландия
Шотландия, Ист-Лотиан, Хейлс, ноябрь 1524
Вдовая графиня Босуэлл собрала на совет сыновей: старшего, Патрика Хепберна, которого, чтобы отличить от отца, первого графа Босуэлла, и племянника, графа третьего, прозвали по названию поместья Болтон, Уильяма Хепберна, которого по той же причине называли Ролландстоном, и младшего, Джона, епископа Брихина. Надо было решить, не пора ли наследнику рода вернуться под отчий кров.
Рано, леди-мать, очень рано, сразу же отрубил Болтон. У меня Армстронги и Эллиоты на вороту виснут, а вы хотите притащить ко мне мальчишку! Это все равно что сунуть палку в осиное гнездо, закусают насмерть как вы себе представляете, я стану отлавливать всех, кто пожелает похитить нашего дорогого графа ради выкупа? Или чего похуже?
Хепберн Болтонский повадкой походил на деда, графа Хантли, но фигура у него была могучая, хепбернская, отцовская. Ему недавно перевалило за тридцать, а в Приграничье это солидный возраст, и Болтон, хранитель Хермитейдж-Касла, был уже по локоть замаран в кровной вражде и лютых дрязгах налетчиков любого разбора. Также он был, на время малолетства племянника, шерифом Бервикшира, выполняя свои обязанности, впрочем, чисто номинально. В маноре Болтона, Хепберн-тауэр, его безуспешно ожидали вторая жена и двое слабых, вечно хворающих отпрысков, которым он закономерно предпочитал азартные свары долины Лиддесдейл.
Первенца не заменит в материнском сердце никто, и Адам ушел слишком рано это Маргарет Хепберн ощущала всякий раз, собирая вместе живых, оставшихся. Двух средних сыновей она видела насквозь, и еще на полметра под ними сквозь плиты пола, и никогда не упускала возможности это показать.
Сознайся, тебе это просто нравится, усмехнулась леди-мать.
Мне?! возмутился Болтон, в чьих ухватках определенно было нечто медвежье. Да я хоть сейчас сдам мальчишке и шерифство, и замок, а сам уеду в Болтон кур кормить!
Но братья заржали над ним самым неизысканным образом.
Хотя твои слова и не лишены смысла, закончила свою мысль графиня-мать. Уильям?
Ролландстона она спросила большей частью для приличия, второй брат слыл в семье молчуном. И не ошиблась.
Я согласен с Патриком, отвечал тот. У меня в Крайтоне тихо, но мы ведь близко к столице.