- А если вообще, - сказал Всеволод Васильевич каким-то безразличным голосом, - то это сложно.
Витя, кончивший завтрак, первый сказал "спасибо" и побежал в сад. Следом поднялась Лиза. Софья Васильевна предупредила ее, чтобы она не уходила далеко и приоделась, так как после завтрака они пойдут в город, в отдел кадров.
После ухода детей Всеволод Васильевич рассказал, что у них на фабрике есть одна сотрудница, живущая на улице Шевченко. В этом же доме во время войны и позже жила ее сестра, у которой после освобождения Завьяловска останавливалось много военных и командированных. Город был разрушен, а у нее тогда сохранились две комнаты, и в одной, как в гостинице, менялись квартиранты...
- Сейчас эта особа в Харькове, но по моей просьбе Наталья Феоктистовна написала ей. Кто знает, может быть, и Михаил тут останавливался... Все-таки какие-то сведения.
"Все-таки какие-то сведения" - у него получилось невольно.
Вчера, после разговора с Софьей Васильевной, он спрашивал о Михаиле Шувалове у одного инженера, давно работающего на строительстве. Но тот не знал такого. Сестре он этого не передал - пусть сходит в отдел кадров сама, убедится. Ей это нужно, за этим она и приехала. Да и узнает поточнее.
Софья же Васильевна поняла слова брата "все-таки какие-то сведения" как убеждение, что все это давно было.
- Да, я тебе то же говорила, - сказала она, отвечая на свою мысль. - Не мог он столько времени молчать... - И вдруг посмотрела на брата прямо, решительно, но с какой-то робкой, невеселой улыбкой. - А знаешь, что-то боязно мне туда идти... Будет что-то новое, чего я не знаю. Новое всегда беспокоит... Вчера как вышла с вокзала, иду и знаю, что вот по этому тротуару и Михаил когда-то ходил...
И, как бы боясь, что брат станет ее жалеть, она повернулась к столу, махнула рукой, словно говоря: "Это я просто так", и с беззаботным видом начала резать тяжелые, прохладные помидоры.
- Если лето тут проживу, то я тебе невесту найду! - сказала она, возвращаясь к легкому, безобидному разговору о женитьбе.
Всеволод Васильевич понял сестру. Он сам не любил печальных, сочувственных слов и охотно поддержал ее желание. Кроме того, для него это была такая тема...
- Это сложно! - повторил он то, что говорил до ухода детей, но уже другим, доверительным тоном. - У меня есть приятель, Сергей Николаевич, тоже холостой.
Он так говорит: "Представляешь, просыпаешься утром, открываешь глаза, а она - вот напасть! - уже тут!"
Правда, Соня, это "уже" прелестно!
- Глупо все это! - Софья Васильевна, оставив помидоры, наливала брату темно-красный, не просвечивающийся в стакане чай. - Чувствую, что никакого такого Сергея Николаевича нет. Это ты сам так думаешь!
И глупо, повторяю!
Он взял подстаканник с чаем за толстую ручку, положил сахару, не спеша размешал - ложечка скрылась в его большой руке.
- Да нет, я ничего не говорю... - помедлив, сказал он. - Есть, конечно, очень милые женщины, достойные всяческого уважения...
- Да что ты говоришь!
- Есть, есть!
- Но ты их еще не встречал? - Софья Васильевна спросила с сочувствием.
- Нет, почему же...
Он вдруг поднялся и стал что-то искать. Большой, плотный, он грузно ходил, посматривая вокруг и похлопывая себя по карманам. Пошел в соседнюю комнату и вернулся оттуда с двумя пакетиками из вощеной бумаги.
В пакетиках лежало штук по десять продолговатых горошин драже шоколадного цвета.
- Вот попробуй из каждого пакетика, - сказал он, кладя их перед сестрой на стол, - и установи, какие лучше. Сегодня на партбюро это будем разбирать. Тут дело такое - умный человек с головотяпом борется...
А я, ты знаешь, конфеты ел лет тридцать назад, да иногда потом в гостях, по принуждению. А Наталье Феоктистовне - есть у нас такая беспокойная особа - надо точно знать насчет этих пакетиков.