И скрылся этот человек в глубине густых лесов у самой границы, у самой пропасти, у самой бездны, у самой пустоты занявшими большой клочок земли. Невесть откуда взявшиеся, они совсем не вписывались в общий портрет местности
Зато в лесу том вписывалось все.
Чтобы не оказалось, какая бы вещица и кто бы и в любом наряде какой бы наружности и какой манеры не ступил на его тропы все вписывалось безусловно, ничто не оставалось безучастно к чужеродному предмету и хвоя ложилась так, что по направлению сглаживала точно острые углы костяной резной шкатулки, принесенной барышней Элеоной, и река струилась так, что в такт с отливами на гладкой поверхности этой вещицы отвечали тихому шороху ветра по траве, деревьям мохнатым и уже упомянутой реке.
Речка протекала извилисто, и смело огибала все прямые тропы на своем пути, и вслед за ней убегала очередная случайная мысль, приходящая девочке в голову, одна из тех, которые никак не удавалось выстроить в какую-либо последовательность. Эти размышления по реке скользили и никак не представляли собой хотя бы одну общую целостную картину.
Вот чему учат детей на самой границе? Но они с самых ранних лет знают, что такое целостность семьи, при том, что ни единой семьи в этих поселениях не было; и дети здесь очень быстро растут.
Они точно также, как и в городах больших дорог скачут по своим, скачут вокруг и около, исчезают и пропадают и точно также в окошки своих домов выглядывают соседей и наблюдают, как солнце садится, как оно аккуратно, а иногда и как неродное заходит за горизонт, и тот его поглощает абсолютно, оставляя лишь прекрасный цветной след.
Дети здесь очень наблюдательны и чаще всего молчаливы; и у каждого из них одна беда у них дома. У них нет дома по определению того места, где они растут. Места, где можно выжить только с кем-то, только держась кого-то и только притом, что обязательно ты дашь что-то в ответ; но все здесь порознь.
В этом состоит смертельная нестыковка с одним из правил этого мира с тем правилом, которое говорит о том, что люди все по своей природе эгоистичны, но коллективны. Здесь же коллектив никогда не будет целостным, а при малейшей попытке поддаться эгоистическим настроениям у несчастного тотчас же снесет крышу, и никогда, и никогда он больше не найдет себя в этом месте пока он у самой границы.
Но детей учили целостности семейной, рассказывали и о том, как, бывает, люди дружат так дружат крепко, что никакими обстоятельствами, никакими самыми глупыми случайностями их не разбить.
Эти дети слушали и знали про других людей о тех, которые владеют мудростью о том, что нельзя, нельзя, ни за что нельзя расставаться друг с другом по каким-либо соображениям.
Эти дети слушали сказки о людях живых; о тех, что заселяют города больших дорог, где растут герои из таких же вот, как и они, детей.
О них они мечтали, и не было интереснее ничего им, как только успеть еще обговорить о том с новыми приезжими, их новыми соседями пока они те еще, пока они еще из тех людей, пока они еще живые люди.
Они каждый раз удивляли этих маленьких детей. Граница составляла свой мир, и составляла свое обособленное существование на краешке большого мира, и там не было причин кого-то принимать или отталкивать бездумно, там не было необходимости загадывать о большем и большее искать; те люди не владели умением прощать и оскорбляться им это было ни к чему.
Но те, из городов больших дорог люди живые какие они были! Во всем, что они делали, был какой-то смысл, все всякое движение их, всякая идея и слово любое все подчинялось какой-то высшей цели, большему интересу и все им было интересно, все без исключения.
Они сияли поначалу, сияли так, что не передать и не сравнить и с тем, как солнце сияет, как оно блестит на небе вечерами их белое холодное светило. Жителям этих мест совсем не нужное.
Как они умели те живые люди чувствовать и ощущать каждый шорох, каждый полдень, каждый свой шаг и не суетясь при этом, и не замирая без всякого толку под ясным небом и отвлекать на мысли посторонние.
Как они думали вот что было загадкой для девочки с самой границы, для которой высшим счастьем было просто слушать одну из тех людей живую.
И взгляд девочки скользнув вновь по резной шкатулке что было в ней? Она могла быть сделана только для артефактов, но ведь артефактов на границе нет их тотчас же сживают по прибытию новых поселенцев.