Но жизнерадостного задора штатных запевал в колонне как-то, пусть и малодушно, но всё же не поддержали, и теперь лишь время от времени то тут, то там изредка раздавалась громкая болтовня или смех учащихся, но и он вскоре сам собою умолкал, и вновь в ушах звучала тяжёлая поступь тысяч людей. Но все понимали, чуяли собственной печёнкой, что стержневой вопрос последних дней расплескался повсюду блеклым осенним туманом да навязчиво звучал в устах, распознавался в хмурых бровях и в истомлённых глазах. Даже порой чудилось, будто вся неизъяснимая человеческая сущность, сотворённая бездушной природой, то ли неведомым Богом, проклинаемым советской властью, и отрицаемым бесчеловечной эволюцией, а то ли той самой новой троицей в лице Карла Маркса, Владимира Ленина и Иосифа Сталина, так восхваляемой учёными и политиками, безмолвно вопрошала перед чёрными очами грядущей неизбежности: «Доколе будем отступать? Сдадут ли Москву?»
Но вырывались из уст студентов лишь робкие вопросы:
Куда идём-то?
А знает ли кто, что там нас ожидает впереди?
Преподаватели твердили:
Движемся на запад. В сторону деревни Ельня.
А где это? Далече?
Кто ж его знает-то
А навстречу колонне всё прибывали беженцы: словно весенние ручьи-потоки они тянулись струйками по обочинам, усталые и с озабоченными лицами, пахнувшие потом и пылью, но всё равно радостные, что успели раньше выскользнуть из зоны нестерпимых боёв и не угодили под немецкие пули и осколки, хотя и прятали эту животную радость под козырьками кепок, запахнутых платками. Утомлённые лошади едва тянули подводы с нехитрым скарбом, стариками и маленькими детьми. Но большинство несли в руках свои узлы или вещмешки на худых плечах, изредка попадались люди, сами впряжённые в тележки. Несмотря на усталость, беженцы торопились и с нескрываемой надеждой смотрели на колонны красноармейцев, идущие им навстречу с молчаливой мольбой, читаемой невооружённым глазом в каждой морщинке: «Остановите наконец-то фашиста!»
Вот и мобилизованный студент Московского строительного техникума имени Моссовета Саша Чистов, как все, топал в той колонне однокурсников по пыльному шляху в сторону захода солнца. Всегдашнее бодрое настроение улетучилось ещё за день до отбытия сюда, на дальний край Московской области, ведь он не успел получить долгожданные письма от родных. Парень переживал, что неизвестно теперь, когда узнает, что творится в далёком селе Марково на Чукотке. Призвали ли отца в армию? А приспела ли на нерест серебристая кета кормилица, что спасёт от голода людей и собак? Да как там урожай на мамином огороде, ведь от него зависит, как семья переживёт долгую арктическую зиму с лютыми морозами, диковинными для здешних мест, доходящими аж до пятидесяти градусов по Цельсию, а ещё и с пургой? Ведь переправить из столицы письмо сюда, за Можай, будет просто некому: общежитие словно вымерло с убытием студентов на строительство московского рубежа обороны.
Но тут между рядов учащихся зигзагом прошёл пожилой учитель черчения, щуря близорукие глаза, напомнил ребятам, что всего-то в нескольких вёрстах отсюда, на западе от дороги, и находится то самое Бородинское поле. Он то и дело махал рукой, указывая на дальний лес, за которым под сенью хмурых орлов, имперского и французского, раскинулось поле давней брани французов и русских, где никто никому не уступил в доблести и героизме. Студенты заулыбались, словно припомнили что-то родное и близкое, а в их глазах озорными искорками заиграли солнечные зайчики. Проходя чуть в стороне, Саша только и расслышал слова педагога, обращённые к ребятам из соседнего ряда:
Другая тогда была война-то: за бесчестье считалось грабить мирное население, а тем более обстреливать дома простых жителей. Только в случае самой крайней нужды или там голода Да только проклятые германцы в Первую мировую поломали все военные устои своими отравляющими газами и дальнобойными пушками, из которых рушили кварталы простых горожан в том же Париже.
Комсорг группы Юра Сергеев напряг крепкую спину и незаметно сжал маленькие кулаки, крикнул:
Андрей Аристархович, получается, зверствовать первыми начали не фашисты?
Да, Юра, так и получается, собственно, немецкие вояки в 1914 году и развязали мировую бойню, заодно перекроив под себя европейские военные традиции в отношении мирных граждан, а проклятые нацисты только довели всё до логического конца, потому и бомбят наши города и деревни, расстреливают советских граждан.