«Ой намучилось-то бедное дитятко», подумала Анна и оглядевшись по сторонам не смотрит ли кто быстро перекрестилась. Но в широком коридоре никого не оказалось. Врачи и медсестры принимали раненых, даже ходячие пациенты старались помочь, кто чем мог. Только один хирург задержался, чтобы снять швы и напоследок, перед выпиской, самому обработать раны у прооперированной неделю назад малышки.
Получайте, мамаша, вашу дочку! раздражённо сказал хирург, выйдя из перевязочной. И поспешайте домой, сами видите, что у нас тут творится. Знаете ли, война!
Спасибо, благодетель! только и промолвила Анна.
Врач хотел уже было уходить, но вдруг остановился, словно припомнив что-то очень важное или желая извиниться за свой тон, и добавил растерянной матери:
Покормите ребёнка и сами обязательно пообедайте. Вы на чём будете добираться до дома?
Пешком, пассажирский пароход теперь уже не ходит. Может, кто и подвезёт?
Да, понятно. Ещё забыл, обязательно дождётесь медсестру: она даст вам необходимые лекарства для обработки ран, я распорядился. И смотрите, если вдруг загноится, немедля обращайтесь к доктору, ну если у вас там нет фельдшера или врача, то сразу приходите в больницу. Хотя, сами видите, что вокруг творится. Потому Ниночке лучше выздороветь самой, а нам надо оперировать не детишек, а раненых солдат.
Спаси вас бог. Я за вас молиться буду. Вот только идти сюда мне больно далече, но я осилю.
Вы что такое старорежимное говорите, мамаша? А вдруг нас кто услышит?
Простите меня, дуру деревенскую.
Опустив руки в карманы халата, он развернулся и направился в сторону центрального входа, и каждый его шаг гулко отдавался в высоких потолках. Халат на спине врача натянулся, и она явственно видела, как он, по-стариковски сутулившись, уходил в чрево огромного здания.
Следом из перевязочной вышла медицинская сестра и сунула Анне в руки круглолицую дочку с красным зарёванным лицом.
Стойте здесь и никуда не уходите.
Она вскоре вернулась и положила в ладонь Анны два пузырька.
Читать умеете?
Плохо, но мои старшие грамоте обучены.
Понятно, тогда запоминайте: два раза в день обрабатывайте швы и раз в день после еды давайте девочке порошок. И вот ещё вам рецепт для аптеки, ваш доктор выписал.
У нас в Трухачёво нет аптеки, и в Каргашине тоже нема.
А бинты у вас есть?
Нету. Но порежу простынь.
Я вам дам две штуки, много не могу. А после их стирайте, сами знаете, сколько их надо для увечных бойцов.
Анна вдруг расплакалась, но не оттого, что нет проклятых бинтов, а от какой-то нестерпимой обиды на всю эту невыносимо тяжкую жизнь без единого продыху, со вкусом горькой полыни, на болезнь младшей дочки Нины, на переживания об оставленных в деревне детях, о скором призыве на фронт мужа. Медицинская сестра, пожалев, что грубо разговаривала, и вспомнив, что у самой мать мается в деревне под Алексиным, смягчившись, сказала:
Не плачьте, операцию сделали хорошо, лучше не бывает. Потом, у нас хирурги ведь все ученики самого Залоги4, помолчав для важности, добавила: Орденоносца!
Спасибо вам за заботу и слово доброе. Нечем мне отблагодарить-то вас с доктором, ведь колхозники мы. Сами знаете
Вы что? Лучше идите обедайте. Прощайте.
Извиняйте.
Анна вернулась в палату и больничной кашей покормила дочку, да и сама пообедала бледным супом с перловкой и картошкой. Сердобольные нянечки собрали её в дорогу: в бутыль налили жидкой ячменной каши, в придачу выдали полбуханки чёрного хлеба. Анна на скорую руку принялась укладываться в дальнюю дорогу. Ещё с вечера к ней приходила старшая сестра Екатерина, с двадцатых годов обосновавшаяся в городе, передала кое-каких гостинцев племянникам: кулёчек конфет-подушечек, несколько мятных пряников да ещё всякую мелочь, и показала свою дочку, почти ровесницу Нины Галю.
Уложив вещи да лекарства в заплечный мешок, она стала прощаться. В палате больные даже всплакнули, пожелав выздоровления и доброго пути мамаше и малютке, только Людка, контуженная третьего дня во время бомбёжки у Дома колхозника на площади Третьего Интернационала5, безучастно смотрела в белёный потолок, с кое-где отставшей побелкой.
Выйдя на 2-ю Московскую, Анна даже не посмотрела в сторону близкой площади и автостанции: автобусы ходили плохо да и в основном по городу. Анна пешком, так будет вернее, направилась к мосту через Оку. Ниночка дремала, и мать время от времени осторожно перекладывала её из руки в руку. Машин почти не было, она встретила подводу, груженную бочками. Да ещё через дорогу двое пацанов принялись скандировать в сторону пухленького мальчика в шортах: