Однако каждому вменялось в обязанность со всех встречных требовать разрешение и самому свое предъявлять. Все окна приказано было заклеить Живоглотовыми портретами. В районе рта находилась форточка, которую через каждые пятнадцать минут, невзирая на время суток, полагалось распахивать и по сигналу точного времени выкрикивать утвержденный лозунг "Живоглот, единство, спокойствие!". Некоторые ухитрялись выкрикивать посредством магнитофонов, а взамен собственных лиц высовывать муляжи. Муляжи эти продавались в каждом киоске, ибо практически каждый в городе был теперь официальным двойником шефа-секуратора. Это было очень удобно: ведь двойники приравнивались к секураторам и, следовательно, не должны были носить с собой разрешение "а следование. Каждому, находящемуся на улице, кроме секураторов в бронеодежде, предписывалось на длинном шесте носить с собой фотографию Живоглота размером 70x110.
Запрещалось выключать радиоприемники. В кабинет к Живоглоту провели микрофон, и значительную часть времени шеф-секуратор занимался увещеваниями. Он описывал ужасы Контроля и радости свободного поведения, он взывал к совести и угрожал всеобщим ежедневным мисдиминором. Его страстный, хорошо поставленный голос пропитал городские стены и потом, когда все окончилось, долго еще не мог выветриться. Хозяйки, выметая пыль из-под шкафов и прочих труднодоступных для уборки мест, нет-нет да и натыкались на какое-нибудь его излюбленное словечко: вандализм, цинизм, стимулы, принуждение, свобода, вакханалия, узурпатор, порядок, повышенная бдительность, факты, слухи, пресечь, предупредить, запретить. Некоторые слова, хоть они и глухо уже звучали, пугали до судорог, а некоторых и не слышали вовсе, потому что привыкли к ним, словно к тиканью этих новомодных игрушек - механических будильников.
Тридцатого ничего не произошло, если не считать четырех таинственных покушений на жизнь шефа-секуратора и еще семи - на жизни его подчиненных. Все тряслись. Живоглот посмеивался.
- Пусть его, - говорил он. - Я не боюсь, и вы не бойтесь.
Но под вечер и сам не выдержал: с риском для жизни открыл бронеокно и вышвырнул туда микрофон, ошибочно приняв его за гранату.
- Э-хе-хе, - сказал по этому поводу Икс.
Страшным был тот день - тридцатое декабря. Но вот и он закончился; наступил канун Нового года.
В четыре часа пополудни бывший шеф-секуратор Икс покинул неуютную конспиративную квартиру и вооруженный до зубов (в каждом по ядомету) направился на решающий поединок. Никем не замеченный (специальные тренировки плюс Живоглотова бородка, накладные глаза и портрет на шесте), он прибыл к секуратории. Икс рассуждал так: Живоглот - профессионал, но профессионал-самоучка, он может сорваться, поэтому следует все проверить.
Уже стемнело. Свистел декабрьский вегер, было прохладно, постовые секураторы кутались в броневоротники и вставляли в красные глаза спички. Отмечалась их повышенная небритость.
Икс-начал измерения. Ауроискатель зафиксировал присутствие Живоглота в шеф-секураторском кабинете, звуколов зарегистрировал его нервные шаги и постукивание зубов, телемыслер поймал фразу: пора запускать дежурных.
Икс направился к дому Живоглотовой пассии. Он сквозняком ворвался в ее квартиру - на кровати в спальне секуратор из оперативной группы изображал спящую женщину, и он действительно спал. Икс прошелся по комнатам, не оставляя следов, но оставляя повсюду регистрирующие и прочие, нужные по ходу дела, приборы. Поспал в кресле девять минут - усталость. Снова все проверил. Погасил свою ауру, уничтожил запах, и на всю катушку запустил фотоотнонятель. Уронил стул.
Поднял. Одним пассом усыпил проснувшегося было красавца секуратора. Полюбовался. Вздохнул. Выдохнул в специальный мешочек. Услышал звук приближающейся машины.