Мы с Макаром недавно беседовали за обедом о нем и пришли к выводу…
– Расскажете мне о своих выводах в другой раз, пожалуйста, – попросила Репьева. – У меня много дел.
– Конечно-конечно, – смутился Анатолий Иванович. – Я только хотел сказать, что не хуже Эдгара По… хотя куда более надуманно… как мне кажется…
Он окончательно смешался и виновато взглянул на Илюшина.
– Большое спасибо, – улыбнулся тот, забирая книгу. – Потом обсудим, хорошо?
– Обязательно! – горячо заверил его Анатолий Иванович. – Жду, когда вы прочтете.
– Хороший мальчик этот Макар, – мягко сказала Безинская, когда за Илюшиным закрылась дверь. – Славный и умный.
– Присматриваетесь? – не сдержалась Инга Андреевна.
Рюшка радостно хихикнула из своего угла.
– У него и без меня все получится, – пожала плечами Маргарита Анатольевна. – К тому же я предпочитаю брюнетов.
– Ну, значит, за мальчика мы можем быть спокойны, – удовлетворенно подвела итог Репьева и нежно улыбнулась Безинской.
Спустя час после окончания обеда Анатолий Иванович Горошин вернулся в офис. Когда он входил в кабинет, лицо у него было счастливое и одновременно чуточку встревоженное. Едва не споткнувшись на ровном месте, Горошин вышел на середину комнаты, заговорщически оглядел своих дам и театральным шепотом объявил:
– Купил!
Вид у него был такой возбужденный, что даже Инга Андреевна поняла, о чем речь.
– Подарок! – взвизгнула Людочка. – Ой, покажите, покажите, вдруг мы решим, что вашей жене он не понравится! Тогда мне подарите!
Окружив Горошина плотным кольцом, четыре женщины смотрели, как он достает из-за пазухи длинную бархатную коробочку. Анатолий Иванович открыл ее, и Людочка с Олей ахнули. На черном бархате лежало ожерелье из белого золота – переплетающиеся ветки, на которых поблескивали капли.
– Ну как? – встревоженно-обеспокоенно спросил Горошин.
– Очень красивое, – проговорила Безинская, проглотив замечание о том, что такое ожерелье подходит Вере Михайловне как корове седло.
– Бриллианты? – выдохнула Рюшка.
– Бриллианты, – вздохнул Горошин, разглядывавший ожерелье с не меньшим восхищением, чем женщины. – Весь годовой бонус на него ушел, да еще и то, что я с сентября откладывал из зарплаты. Но изящно, правда?
– Правда! – хором подтвердили три дамы, не сводя глаз с украшения. Одна промолчала.
– Жду не дождусь, пока банкет закончится, – признался Горошин. – Баловство, конечно, все эти ваши драгоценности, но так хочется жену порадовать! Сорок пять лет… Эх!
Он вздохнул о чем-то своем, вынул ожерелье из коробочки и, оглядевшись, взял со стола плотный бумажный конверт, в который и опустил сверкающую змейку.
– Зачем так? А как же коробочка? – удивилась Оля Земко.
– Не нравится она мне, – поморщился Анатолий Иванович. – Безвкусица, по-моему – бархат, черный… У меня дома уже припасен футляр, в него и переложу.
Он отвернулся и спрятал конверт с ожерельем в портфель. Дамы постояли, чувствуя себя немного обманутыми, а затем разошлись по местам.
Дверь снова распахнулась, и к аудиторам заглянула секретарша Анжелика.
– Девочки! – нараспев позвала она. – Только вам, по секрету: привезли торт! Вы себе не представляете… Двухэтажный, с башенкой наверху!
Оля Земко и Людочка живо вскочили с мест. Маргарита Анатольевна, поколебавшись, пошла за ними.
– Инга Андреевна, а вам неинтересно, что Вересаев заказал на этот раз? – спросил Горошин между делом.
Репьева высокомерно взглянула на него.
– Всю жизнь не была зевакой и не собираюсь начинать меняться, – отрезала она. – К тому же торт выставят на банкете, а уж увижу я его на два часа раньше или позже, роли не играет.
Анатолий Иванович согласно кивнул.
– С осени будут искать новую секретаршу? – спросил он спустя пару минут, не отрывая взгляда от документов.
