Он дает слово, что поступает так с согласия полиции, и клянется, что явится обсуждать условия совершенно один…
— Мы не едем? — теряет терпение моя спутница. Я киваю.
— Сию секунду, мое сокровище… Куда поедем? Сейчас еще слишком рано, чтобы ужинать. Она отводит глаза.
— Мы могли бы поехать ко мне, — предлагает она. — У меня должно остаться немного аперитива… Это апельсиновая настойка, которую мама присылает мне из деревни!
Я хватаюсь за предоставленную возможность обеими руками.
— С радостью, моя маленькая Маргарет, но сначала мне надо заехать по делам на улицу Реомюр…
Я доезжаю до редакции “Франс суар” и оставляю машину во втором ряду, посоветовав моей милашке соблазнить контролера за правильностью парковки, если таковой будет бродить поблизости.
Она мне это обещает и, чтобы продемонстрировать свои возможности, несколько раз взмахивает ресницами.
— Превосходно, — говорю ей я. — С такими способностями к соблазнению вам бы следовало сниматься в кино, а мамаше Мэнсфилд осталось бы только торговать тапочками.
Я вбегаю в редакцию газеты и спрашиваю, где найти моего приятеля Бло, ведущего во “Франс суар” рубрику для коллекционеров.
Он проходит по коридору как раз в тот момент, когда швейцар мне сообщает, что он уже ушел. Мы здороваемся.
— Пошли в бар, — говорит он мне. — Я тебя угощу скотчем…
— Нет времени…
Я сую ему под нос последний выпуск.
— Ты знаешь парня, написавшего эту статью о моем “рыночном” деле?
— Естественно! Это Ларут.
— Я могу с ним встретиться?
— Пошли…
Мы идем через редакционные залы, заваленные различными бумагами, где сотрудники занимаются при свете своих настольных ламп чем-то таинственным.
Шагая по этому лабиринту, Бло мне объясняет, что доволен своей жизнью. Он имеет право на симпатию со стороны начальства и на месяц оплачиваемого отпуска.., а еще он скоро получит повышение. В будущем году его переведут на клевую работу — писать текст к комиксам.
Поскольку это занимает всего одну строчку, он не переутомится.
— Понимаешь, — говорит он мне, — это место я получу благодаря моей способности ужимать текст. Возьмем пример из номера тысяча сто шестьдесят четыре сборника частных объявлений…
Он берет газету и читает:
— “Сельма надеется, что ее муж Кэролл вернет Девонской строительной компании похищенные у нее деньги”.
— По-моему, это и так достаточно коротко, — оцениваю я.
— Правильно! — возбуждается Бло. — Но я сделал бы еще лучше!..
— Ну-ка!
— Вот как бы написал я: “Кэролл, верни ден. Д. С. К. — Сельма”.
— Браво, ты гений!
— Мы присутствуем при революции в языке, — доверительно объявляет мне Бло. — Сейчас идет сокращение. Завтра мы все будем изъясняться звукоподражательными словами! Надо только не отставать от этой тенденции.
— Верно, — соглашаюсь я, — будущее за молчанием! Если бы я занимался кинобизнесом, поспешил бы изобрести немое кино! На этом можно сделать целое состояние!
Мы открываем последнюю дверь и оказываемся лицом к лицу с парнем, сидящим без пиджака, в одной рубашке, и пытающимся одновременно пить пиво, лапать секретаршу, говорить по телефону жене, что задержится на работе, и читать последний номер “Пари-матч”.
Наше появление его нисколько не смущает, и он не торопится прекращать свои многочисленные дела.
Наконец, отложив “Матч”, положив трубку, осушив бутылку и вытащив руку из-под юбки девицы, он с радушным видом поворачивается к нам.
— Ну надо же! — восклицает он. — Знаменитый комиссар Сан-Антонио!
Он протягивает мне руку.
— Вы меня знаете? — удивленно спрашиваю я.
— Кто же в прессе вас не знает? Ларут поворачивается к Бло:
— Он еще и скромняга! Ну как, комиссар, читали наш последний выпуск? У меня есть кое-что новенькое.