— Вот сволочи! — ворчит он.
Я сдвигаю Пинюша, чтобы сесть рядом с Толстяком.
— Что с тобой?
— Повидался с парнями из криминалки! Ты себе представить не можешь, как они надо мной насмехались! Не нашли ни малейшей улики, а еще издеваются. Я сдержался, потому что не люблю скандалы, но, если бы послушался своего внутреннего голоса, им бы стало очень больно.
Я его успокаиваю величественным жестом римского императора.
— Смотри не помри от инсульта в этой тошниловке. Это был бы непорядок! Их расследование продвинулось?
— Продвинулось! Да они словно приклеились к одному месту!
Он сует свой ноготь в форме черепицы между двух клыков и выковыривает нечто застрявшее там.
— Ничего! Пустота! Ноль! Послушать их, так этот чайник с неба свалился!
— Они передали фотографию в иностранные брехаловки?
— Да. В Англию, страны Бенилюкса, в Германию, Италию… И переслали увеличенный экземпляр в ФБР… До сих пор жмурика никто не опознал. Вот непруха, а?
— Точно! А продавцов требухи они больше не допрашивали?
— Три дня только этим и занимались, козлы! Всех опросили — от носильщиков до получателей! Никто не заметил ничего необычного. Они проверили личную жизнь торговца, продавшего мне бубенцы, потом жизнь его благоверной, его работника, его двоюродного племянника, — ноль!
Требушатник разоряется. После этой находки у него никто ничего больше не покупает — боятся, что он подсунет человечину! Ты представляешь?
Берюрье вытирает лоб черным платком, вполне подошедшим бы для пиратского флага.
— Большой стакан белого! — кричит он.
Маргарита приносит заказ и ухитряется положить два кило своей левой сиськи на мое плечо.
Я дружески поглаживаю ее. Она мягкая, как бархат, и наводит меня на мечты о сладкой жизни на розовом облаке. Всю свою жизнь я мечтаю пожить на розовом облаке… Гулять по бесконечной синеве с золотыми точками и смотреть с высоты на Землю, загаживаемую дрянью под названием Человек!
— Не стесняйся, — ворчит Берюрье.
Он кладет свою грязную фетровую шляпу на соседний табурет. Кожаная подкладка шляпы нарисовала на его лбу желтоватый круг.
— Вижу, начало у нас не слишком удачное, — констатирует он.
Пинюш хочет разделить с нами грусть. Мы даем ему двойное согласие, и он подсаживается ближе.
— Эта история может стоить нам карьеры, — говорит Берюрье как ни в чем не бывало. — Наверху могут простить неудачу, но не прощают, если вас выставили на посмешище.
Он осушает свой стакан с такой быстротой, что я себя спрашиваю, а был ли он когда-нибудь полным.
— В моем квартале меня зовут “Бычья голова”! Меня, Берюрье! добавляет он. — Даже моя жена и та надо мной издевается!
— Ну это-то не вчера началось, — перебиваю я. — Твоя башка уже давно напоминает бычью, парень… Плюй на них на всех, мы еще отыграемся…
— Ты так думаешь?
— Да. Согласен, случай сунул нас в жуткое дерьмо. Да, нас держат за лопухов, но мы возьмем реванш…
— Ну ты оптимист!
— Это не оптимизм, а воля. Я, представь себе, привык оставлять последнее слово за собой! Моя уверенность его подбадривает.
— Но ведь нет же ничего нового! Как мы найдем ту сволочь, как?..
— Надо ждать, — советует Пино. — Ему придется избавляться от остального…
Я обрушиваю кулак на мраморный столик.
— Нет, мы не будем ждать!
— А чего же нам делать?
— Раз нет никакого следа, мы создадим его сами! Мои помощники разевают глаза размером с лужайку перед Елисейским дворцом.
— Создадим след?
— Совершенно верно… Я щелкаю пальцами.
— Маргарита! Принесите нам на чем писать и сядьте с нами на минутку.
Хозяин забегаловки, толстый бездельник, начинает возникать за своей стойкой. Он говорит, что при таком наплыве клиентов официантка должна обслуживать посетителей, а не рассиживать с ними.