Вячеслав Кислицын - Караваны идут по пустыне. Книга стихов стр 8.

И в ноябре мы греемся от марта,
Опять горят в окне огни Монмартра,
А там гуляют кошки Петербурга,
И где-то там моя блуждает мурка.

Люблю послушать во дворе «тальянку»,
Хлебнув слегка для счастья валерьянку.
А Пляс-Пигаль к затеям не суров,
Там не бывало мартовских котов.

В кармане фантик, серебристый «Вискас»,
Ну, где ты ходишь-бродишь, моя киска?
И почему меня к тебе влечёт?
Ноябрь в окне, но мартом дышит кот!

Проснуться утром. Скушать булку с маслом.
Простить луну за то, что холодна.
Ругнуть жену по-глупому, напрасно,
Что свет в окне. Восток. И тишина.
Зачем-то выйти рано на работу,
Когда вокруг ещё соседи спят.
И там толочь привычно в ступе воду,
Но, видно, боги этого хотят.
Любить врагов, друзей возненавидеть,
В самом себе теряться и блудить,
И что-то там далёкое предвидеть,
Такой простой и лишний повод жить.

Маршрут известен. Керенский в Нью-Йорке,
В уральский город сослан Николай,
Поэт-бунтарь лежит в тюремном морге,
Трещит Россия, как гнилой сарай.

А над Самарой разожглись зарницы,
Горят деревни в пламени огня,
Лихой поручик гвардии, Голицын,
Торопит в бой усталого коня.
А за спиной дымы, дымы пожаров,
Как флаги, реют виселиц кресты,
И эти лица красных комиссаров
Уже в сознаньи меркнут и пусты.

Но на пути пехотная бригада,
Товарищ Елькин развернул отряд,
Они пришли сюда из Петрограда,
Они земли и волюшки хотят.
За ними тоже дым и горы трупов.
Тут казачки все вдоль дорог в снегу,
Под Оренбург бежал полковник Дутов,
И воронье метёт вослед пургу.

И грянул бой, кровавый, боже правый!
Кто виноват, кто прав  пустой вопрос,
Комбриг пехотный и поручик бравый
Идут, обнявшись, к богу на допрос.

Последнему шефу Лейб-гвардии Гусарского Его Величества полка.

Играя в «русскую рулетку»,
Ты прострелил могучий лоб.
Твой визави сопит в жилетку,
А над тобой склонился поп.
Твои товарищи-гусары
От горя пьют «Вдову Клико».
Звучат печальные гитары,
Из звёзд сочится молоко.
Там скоро, бой не за горами,
И где-то точатся клинки,
Матильды с жаркими губами
В сердцах сжигают огоньки.

Сто лет назад. Давно как будто.
Убита выстрелом в висок,
Россия не проснулась утром,
И кровь её стекла в песок.
Её обмыли и отпели
В дублёных кожанках попы.
Хоругви светлые истлели,
И каждый год рождались лбы,
Чтоб подставлять себя под пули,
Видать, такой назначен рок.
Но ветры время повернули,
Пора прервать проклятья срок.
Пора кончать играть в рулетку,
И при наличии козырей
Не нужно плакаться в жилетку,
Забыть игру для дикарей!

Улитка ползла по травинке,
Летел над улиткой комар,
По крыше стучали дождинки,
Туман заползал в будуар.
Тебя называл Мата Хари
Красавец  французский майор,
Ты в блюдо добавила карри
Острее, чем острый топор.
Он ел это блюдо горячим,
Ты сердце сжигала легко,
Но чем-то он был озадачен
И мыслями был далеко.

Он был далеко. Перед строем
Стоял караул во дворе.
Ты шла за тюремным конвоем
В последнем своём октябре.
Он выстрелил прямо в затылок,
В убитую душу твою,
Он был недостаточно пылок
В том мае, в том вечном раю.

Лопнул лёд под тевтонами с треском:
Он услышал звон колоколов.
За далёким и серым подлеском
Гром, набат сорока сороков.
Сорока сороков над Москвою