Ты не успел? удивился то ли мальчик, то ли девочка.
Да, я не успел, согласился Иван, не совсем понимая, что будет дальше.
А что ты не успел? прозвучало по-женски, с любопытством. Этот вопрос следовало ожидать, и первоначально парень не был к нему готов.
Одеться, сымпровизировал он, сделал небольшую, весьма незаметную паузу и продолжил с энтузиазмом: Понимаешь, я только что приехал из страны, где мы, народ этой страны, ходим голыми. То есть ничего не одеваем сверху. У нас тепло и тело дышит. Я удивлен, что у вас принято ходить одетыми. У вас же так принято?
Да, согласился все же мальчик. У нас так принято.
Он смотрел на этого человека, появившегося во дворе в столь раннее время, и он был рад, что стал свидетелем некоего таинства.
Да, но я же не знал, продолжал Иван с театральными выпадами. Вот теперь хожу по городу и мне грустно. Понимаешь, грустно. Ведь можно же было сказать. Скажи, можно?
Можно, не менее резво воскликнул мальчик.
В городе носят костюмы, перечислял Иван, халаты, вот у тебя как называется?
Пижама, сказал ребенок.
Во-во, пижамы, с досадой в голосе сказал парень, словно во всем виноваты именно те, кто придумал эти пижамы. Никто ничего.
В завершение к своему монологу Иван сел в песочницу, повернулся спиной и в позе обиженного ребенка стал пересыпать песок из одной руки в другую, просачивая большую часть сквозь пальцы.
И что же ты будешь делать? заинтересовано спросил ребенок.
Не знаю, пожал плечами парень, не поворачивая головы. Уеду.
Мне тебя так жалко, произнес ангелоподобный.
Мне всего-то нужно одеть какие-нибудь штаны, рубашку и тапочки, бубнил под нос Иван.
И ты останешься? с восторгом спросил мальчик.
Он понимал, что может быть полезным и эта ерундовая причина не может отправить человека из такого интересного мира обратно. А вдруг из нашего мира захотят поехать к ним, а они уже обиделись за наше негостеприимство. Конечно, помогать, а как иначе?
И я тогда останусь, повернулся Иван с надеждой в голосе.
Подожди, я посмотрю в комнате родителей, прошептал мальчик. Там подберу для тебя что-нибудь такое, что носят у нас в городе.
Не следует их будить, бросил Иван.
Не бойся, серьезным тоном произнес мальчик и сделал успокоительный жест рукой. В это время они так крепко спят, что я могуя могуя могу.
Он так и не придумал, что он может, но это по его глазам было чем-то внушительным.
А ты чего не спишь? спросил Иван.
А я в это время хожу, замялся ребенок, ну ты понимаешь.
Понимаю, кивнул головой парень и невольно улыбнулся от детской непосредственности.
Сперва это, объяснил кудрявый мальчик, и пять минут наблюдаю за восходящим солнцем. Правда, сегодня немного опоздал.
Нет, ты пришел в самое время, одобрил Иван.
Поток дежурных слов подошел к концу.
Ну, я сейчас, сказал мальчик и стал сползать с подоконника в комнату.
Хорошо, согнул чуть не половину корпуса Иван в знак благодарности юному, но такому гуманному ребенку.
Мальчик исчез в окне. В верхнем левом углу зажегся свет. Появился силуэт с большим выпирающим брюхом, который приблизился к холодильнику, на ходу почесывая одновременно перед и зад, открыл белоснежную дверцу и замер.
Подойдет? показался в окне мальчик и свесил брючину и рубашку, как торговец.
В самый раз, сказал Иван, не всматриваясь в товар. А родители не будут ругаться?
У них этой одежды завались, произнес мальчик.
Спасибо, сказал Иван и заметил, как слившийся с холодильником образ оторвался вместе с выпирающей изо рта сосиской, похожей в утреннем сумраке на сигару.
Пока, сказал мальчик и зевнул. Он помахал рукой и исчез навсегда, оставив в раскрытом окне образ маленькой птицы, которая всегда появлялась, когда уходил добрый человек.
Не все дети одинаковые, резюмировал Иван. Он зашел в переулок и стал облачаться в добытый трофей. Штаны оказались малы, рубаха женской блузой, а тапочки на два размера больше.
Ну что ж, и на этом спасибо, белокурый ангел со второго этажа, ухмыльнулся он, глядя на себя в витрину обувного магазина, в котором даже манекены, казалось, смеются над утренним костюмом двадцатишестилетнего франта.
Сцена 2
В зоопарке
Детская постройка имела суровые графические линии неровные каменистые стены, с двумя башнями, на одной из которой были готические шпили, на другой часы с водрузившимся над ним минаретом. В утренней дымке возбужденного солнца, образование сливалось с прямоугольниками домов, пусть не выдавая в нем жилой дом, но и не намекая на принадлежность к месту, в котором уже долгое время прячутся животные от дикой природы и неограниченных возможностей. Постройка нервно принимала утренний слой краски, как утренний туалет светская дама, опаздывающая на светский раут. Вскинутая прическа, затем шляпка набекрень, макияж, как получится и много веснушек по контуру все это проступало сквозь утреннюю мглу, которая, как ворчливая синьора, у которой одна болезнь на другой, уступала место молодой резвой, излишне взбалмошной, сеньорите по праву места. Та вынужденно становилась в окруженный джентльменами круг, и протянув руку самому, по ее мнению симпатичному, втягивала его в свою дневную бессмысленную игру. Долговязый партнер, принявший ее правила игры, имевший на голове нестандартную прическу удивления, эпатажа, радости и глупости тонул в сборках ее платья, и также был не сильно рад тому, что выбор пал именно на него. Пока солнце настырно заливало улицы своим желтушным светом, дама и ее кавалер начинали свои первые движения в унисон образующимся пробкам и скрежетаниям шин, разворачивающих свои музыкальные инструменты, чтобы впустить новую волну робкую, но обязательно новую. И только вход с нелепым зеленым пучком зелени в центре как невеста с пучком лука, находился в ожидании часа, когда со скрипом лязгнут двери, и заголосят голодные звери, дети и этот кошмар сольется в единую серенаду, готовая продолжаться бесконечно долго.