Пущай полежит, оклемается. Утречком смажем моими мазьками. Подымем родимого, будь спокоен сказал он сыну и потрепал его по лысой голове. Ты приглядывай за ним. Проснётся, дай ему бульончика вчерашнего. Но немного давай. И больше пить простой воды. Понял?
Петька молча кивнул головой.
А я тута схожу кой-куда.
Степан очнулся на рассвете. Он с удивлением оглядел комнату, где лежал. На топчане спал знакомый парнишка. Степан закрыл глаза и стал вспоминать о том, что с ним произошло.
Дядь! услышал он, ты проснулся? Рядом стоял парень. «Как там его называл тот огромный мужик, подумал Степан, Петруха».
Да, Петя.
Вот как хорошо! Тятя сказал, как проснёшься, накормить тебя бульончиком. У нас куру придавило, так мы бульон сварили.
Да не хочу я.
А кто тя спрашивает? Тятя сказал накормить, значит будем кушать.
А ты всегда отца слушаешь?
Ага! Да ты попробуй его не послушай. Сам видел, какой он. Но меня не забижает.
Говоря это, Петя быстро разжёг керосинку, поставил на неё металлическую миску с бульоном, потом перелил его в кружку и стал поить тёплым напитком Степана.
В сенях послышались шаги и вошёл отец.
Доброго всем утречка! Вижу, что завтракаете. Это хорошо. Сейчас будем лечиться. Тебя как кличут-то, молодец?
Да родители Степаном назвали.
Ну что ж, хорошее, русское имя. А то сейчас взяли моду иностранными именами детей называть. Разные там Арнольды, Кимы, Вилоры. Тьфу! Срамотища одна!
Говоря это, он растирал в плошке какую-то траву.
А меня Фомой кличут. Фома Лукич! Так, сказал он, подойдя к раненому, давай-ка, посмотрим твои дырки. Он открыл Степана, снял сначала с одной ноги, потом с другой повязки. Ну что, гноя нет, как бы про себя бормотал он, значит, мы сейчас тебе травками и смажем.
Он взял в рот какую-то траву, пожевал её немного, а затем положил в раны. Сверху наложил листки подорожника, закрепив их бечёвкой. Затем ту же операцию он повторил и с раной на плече. Закончив, посмотрел на Степана, улыбнулся.
Это я тебе в дырки тысячелистника нажевал. Ничего! Бог не выдаст свинья не съест! Поставим тебя на ноги. Вот я тут болотного багульника собрал, мы его сейчас заварим и настойкой этой ранки-то и промоем. Через недельку побежишь. Ты, я смотрю, парень здоровый. Откудова будешь?
Из Селеево, сказал Степан. А призвали из Малой Пустошки.
Откудова? Из Пустошки говоришь! А там что делал?
Да жена там у меня. Меньше года прожили.
Местная что ли?
Да нет, она из Новгорода. Фельдшерица. Работает там.
А я вашего фельдшера знавал. Хороший был мужик. И ещё там у вас чокнутая баба есть. Ох, и чума! Но травница!!! Это она меня лечила, когда я с медведем на лесозаготовках в Сибири «поручкался». Не она хана бы мне была. Жива что ль?
Жива! Рядом с нашим домом живёт.
Вот вернёшься домой, ей спасибо скажешь.
Как же, вернусь! Мне теперь посчитаться с этими гадами надо.
Посчитаешься, посчитаешься. Только сначала на ноги встань. До наших-то теперь долгонько идти надо.
Не понял? сказал удивлённо Степан.
А чего тут понимать! Немец-то Псков взял. Теперь на Лугу попёр. А там, видать на Ленинград.
Как же так? Степан даже приподнялся. Мы же их должны были на границе встретить и дать отпор!
Должны, да вот штаны все подрастеряли. Так драпанули, что оставили Псков. Порядку нет в войсках. Как куры с насеста все разлетелись. Перед войной кудахтали: «Чужой земли мы не хотим ни пяди, но и своей клочка не отдадим!..» А вон уже где порты стираем!
Он плюнул на пол и вышел в сени.
Степан лежал в растерянности. Куда же ему идти? Домой стыдно. «Защитничек!» За бабью юбку пришёл прятаться. До фронта далеко, одному не пробраться. Так в тяжёлых думах он и заснул. В течение следующих дней он пытался поднять эту тему в разговоре с Фомой Лукичём, но тот упорно обходил этот вопрос стороной, ссылаясь на то, что «надо сперва на ноги встать». А ставил он Степана на ноги быстро. Раза два-три в день промывал раны настоем из болотного багульника и ноготков, продолжал жевать тысячелистник и покрывать раны подорожником. Йодом больше не пользовался. «Не ты один такой. И другие могут тута очутиться. Здесь аптеки нет, купить негде!»
Через неделю Степан действительно встал на ноги и стал сносно ходить по хате. Однако плечо побаливало, но Лукич сказал, как отрезал: «Заживёт!»