Надо меньше пить. Только как не запить от жизни такой? Вот и получается замкнутый круг, из которого гению никогда не выбраться, остается только маньяком стать Литературным маньяком, но в следующий раз надо подумать, как лучше это сделать, и никаких собак.
А потом появилось стихотворение той самой мерзавки, она его посвятила ему, и даже адрес указала, куда обращаться за пиаром
Житейские размышления кота Баюна
Ко мне вчера пожаловал упырь,
Он был развязан и мертвецкий пьян,
И разговорчив, озверев в пустыне,
На теле и душе полсотни ран
И комплексов там столько, Велес мой,
Какая чушь летела в этот миг,
Мне показалось, что упырь живой,
Но нет, он мертв, и глубоко проник
Осины кол, не шевелиться вновь,
Кикимора могла б его спасти,
Но он отверг невинную любовь,
И чушь свою все продолжал нести.
Я слушала его, еще шутя,
Жаль упыря, мне, правда, очень жаль,
В его душе старик или дитя
Сражались за иллюзии печаль.
Остановиться он уже не мог,
И все вещал наивно, и кляня,
Сюда он все проблемы приволок,
Не оставлял беспечную меня.
«Я улыбаться мог одним лишь ртом»
Мне вспомнился Высоцкий в этот миг.
А мой упырь все говорил о том,
Куда мне ехать, как писать, Старик,
Он юношу еще изображал,
Он был безумен и безмерно груб,
Я видела, как от кола страдал,
Но выньте кол, и вырвется из рук.
И вот тогда беды не избежать,
Недаром прикололи упырей,
И Леший мой посетовал: Опять
Ты с ними носишься, уйди скорей.
Но как же он? К Яге перепекать.
Не выйдет, тут бессильна и она.
А мой упырь все продолжал вещать.
Я думала: О, бедная страна,
Где столько их сегодня развелось,
Что не увидишь больше и людей,
И вдруг он на меня обрушил злость.
Смеялся Леший: Ну их, упырей,
Всех не спасешь, и стоит ли спасать,
Оставь его, я приготовил кол
Еще один, замолк он, благодать,
И дальше пить на сайт знакомств пошел.
Там пыль в глаза пустить всего милей,
А после свой шедевр сюда строчить,
И все же очень жалко упырей,
Которым тяжелей на свете жить.
Ведь Домовой, и Леший начеку,
Никто не хочет больше их понять,
А на болото вновь уволокут,
Запрут в тюрьму болотную опять.
Кикимора смеется, бес молчит,
Никто не пожалеет упырей,
От боли одиночества кричит,
Пристать к кому-то хочет поскорей.
На те же грабли снова наступлю,
Начну с ним так бездумно говорить,
Я на мгновенье даже полюблю
И этот злой азарт, и эту прыть
Пусть Лада улыбнется с высоты,
И снова расхохочется Ярило:
Ну ты даешь, куда же, детка, ты
И в этот раз отчаянно вступила.
Купала снова будет защищать,
И лишь Услад махнет рукой устало.
Что упыри, когда Кащей опять
Там расходился, в Пекле тошно стало
Да, мир спасать видать настал черед,
Тут не до шуток, осень так уныла.
Любой упырь к тебе лишь пристает,
Морена рассмеется, и шутливо
Опять мы в хороводе у костра,
В лесу прохладно, и колдует осень.
Ко мне упырь пожаловал с утра,
Он пьян и сир, его мне жалко очень.
Но лучше не жалейте упырей,
Спокойней так и проще, я-то знаю,
И к Лешему пошлю его скорей,
Ни дна и ни покрышки пожелаю..
Глава 4 На год раньше. Сначала был кот
Непризнанный гений просит убежища
За белой полосой в жизни всегда есть черная, за черной белая. В глухую июньскую ночь, когда кот Макар вторгся к Грете, и она не стала прогонять черного кота, хотя особенной радости не испытывала, появился этот человек. Был он самым мрачным философом с большой дороги в мире, и звали его Вадимом, совсем, как знаменитого бунтаря из поэмы маленького гусара, но на этом сходства их кончались.
Он рухнул на сене, на сеновале было тепло и тихо, и заснул мертвым сном до утра. Только не стоило надеяться на то, что он взял и помер. Вадим был живее всех живых. Не будите маньяка, пока он спит, вам же спокойно будет, но рано или поздно и они просыпаются.
Когда пес обнаружил пришельца и пронзительно завыл, кот бросился туда, откуда раздавался вой. Он посмотрел на спящего мужчину, которому было на вид лет 50, и стал нервно чесаться.
Белая шелковая рубаха была грязновата, словно он долго носил ее, не снимая, да и весь вид его ничего хорошего не обещал. Хотя Вадим был внешне привлекателен, но красота казалась какой-то зловещей.