Кто ещё у кого и, что сосёт!
И снова за смелость смех взрыва.
Лейтенант сопроводите заключенного Воробьёва в стакан!
Воробьёв побледнел. -Что же ты теперь не издеваешься? Язык проглотил? -Я вернусь, матерью клянусь!
Гришка старше на год хлопнул Воробьёва по плечу:
Ты татуировку давно сделать хотел, после стакана, если обратно в лагерь придешь я сделаю!
Какую?
А тем, кто в стакане был только одну и делают! Одну на всю жизнь! За которую и спрос и ответ и уважение!
Да ну! преобразился Воробьёв.
Не будем задерживать перекличку! Товарищ лейтенант пойдемте в стакан! А то гражданин начальник уж весь вспотел! Ждёт не дождётся!
Рот закрой змееныш! Посмотрим как ты у меня в стакане запоешь?
Соловьем товарищ начальник!
Ну-ну, смотри, чтобы как бы ни петухом!
Это Вы зря сказали! Ждите растёт!
Ты мне ещё погрози! Увести!
Товарищ лейтенант угадайте сигаретой! Как перед смертью хочется!
Держи! Смелый хорошо! Но дурак! В стакане не сахар!
Да слышал!
Что слышал?
Да толком ничего! Только, что всех потом на дурочку увозят! И никто в лагерь не возвращается.
Вот вот! Всё пришли!
Лейтенант позвонил в железную дверь. Открыл дверь прапорщик.
Твою мать! Ещё один! Они мне на том свете сниться будут. Звереет Бугров! Заходи невозвращенец!
Я вернусь! ответил Воробьев и его повел прапорщик длинным темным коридором.
Сколько лет? -Пятнадцать!
И на хрена он Вам сдался этот Бугров?! Себе же дороже! И, потом, против системы не попрёшь! Закатает!!
Борзый слишком!
А ты ангел?
Убьём базар! Не по теме, где он Ваш стакан?
Да вот пришли! Из коридора вышли на площадку с дырой в бетоне, на вид если, где на тротуаре сперли люк. Здесь Воробьева встретили несколько козлов (заключенные выполняющие поручение персонала лагеря- шестерят).
Раздеть его! скомандовал прапорщик.
Я что то не понял! Беспредел! выкрикнул Воробьёв и успел въехать по уху первому отскочившему из шестерок администрации зоны для малолеток.
Второй тоже огреб только между ног.
Но силы были неравны.
Суки! кричал и задыхался Воробьёв.
Его раздели до гола избили ногами, связали руки и опустили в люк вниз ногами, укрепив руки на перекладине обмотав веревкой все равно как изолентой. Намертво одним словом.
Вопросы, пожелания, будут? спросил прапорщик.
Пошёл гад! -А вон как! Рысканье не предвидится?
Я не монашка, чтобы каяться!
Все ушли. Воробьев замерз, голова казалась, словно чугунной. Но всё ничего. Ушли гады! Даже словом ни на кого было выплеснуть свою злость. А что может быть страшней? Пришли на утро. Воробьев за проведённую ночь уже смутно, что понимал.