Вообще о прошлом бабушки я знаю мало, да и то с маминых слов: бабушка никогда ничего о себе не рассказывала. Кажется, она несколько лет училась в гимназии; возможно, окончила какие-то курсы. Потом давала частные уроки и была воспитательницей у детей зажиточных родителей; а после войны работала бухгалтером.
Судьба свела Софью и Соломона в Кременчуге, где они и поженились. Там же родились их дети. Во время Великой Отечественной эвакуировались за Урал под призыв дедушка уже не подходил по возрасту. А потом вернулись не в Кременчуг, где у них уже никого не осталось, а в Донбасс, где и рабочие руки всегда требовались, и дочка могла получить хорошее образование.
У бабушки Сони был уникальный характер: я бы сказала характер английской леди или немецкой фрау, насколько я их себе представляла по книгам и фильмам. Позже я познакомилась с Мэри Поппинс тоже подходит, но бабушка никогда не позволила бы себе летать на зонтике: это неприлично. Я не помню ни одного случая, чтобы бабушка вышла из себя или подняла на кого-то голос. Она делала в доме всё. Когда я вышла замуж и мы начали жить отдельно, я не умела готовить, но вспоминала, как при мне колдовала над кастрюлями и сковородками бабушка, и освоила эту науку довольно быстро. Бабушка же научила меня ухаживать за домашними цветами. Она прививала мне хорошие манеры, любовь к порядку и сдержанность. Она была осторожной и смелой, строгой и очень заботливой. Когда умер дедушка, с которым они прожили около шестидесяти лет и были, при всех различиях, одним целым, у его постели находились бабушка и мама, а я вышла за чем-то в соседнюю комнату. Поняв, что произошло, мама громко всхлипнула. Реакция бабушки была моментальной: «Тише! Не напугай детей» (имелись в виду моя годовалая дочь, которая все равно не понимала, что происходит, мой восьмилетний брат, игравший во дворе, и, судя по всему, я уже жена и мама). А когда я была маленькой и не хотела идти в садик, я говорила: «Бабушка, кажется, у меня начинает болеть голова», и бабушка оставляла меня дома, а чтобы голова не разболелась, мы шли на дневной сеанс в кино. Правда, если я заявляла что-нибудь вроде «лед такой холодный, что даже как будто горячий», она сразу ставила все на свои места: «Нет, горячим бывает чайник или утюг, если его нагреть, а лед и снег всегда холодные». Возможно, моему не в меру буйному воображению и нужна была такая узда реальности
Зато с дедушкой мы тайно приобретали книжки. Для всех домашних отдых заключался в чтении (дедушка даже покупал журнал на идиш). Но поскольку ставить «взрослые» книги было уже некуда, мама и бабушка дарили мне только избранные экземпляры: роскошно изданные сказки и чудесные стихи и рассказы детских авторов. Однако уже в десять лет я зачитывалась Дюма, а в двенадцать-тринадцать Стефаном Цвейгом и Сомерсетом Моэмом, не говоря о Чехове, Куприне и Тургеневе.
Дарья, что ты читаешь! Это тебе еще рано! пыталась навести порядок мама.
Оставь ребенка в покое. Было бы рано не читала бы, тут же заступался дедушка.
Так вот, мы с дедушкой потихоньку сговаривались и отправлялись за новым, юбилейным изданием моего любимого Лермонтова или, например, за двухтомником О. Генри как же без него? В таких случаях я даже не протестовала против того, что дедушка встречал меня прямо у школы. В остальные же дни я не разрешала себя провожать или встречать уже с первого класса, и дедушка шел по другой стороне улицы, как бы гуляя и стараясь не попадаться мне на глаза.
***
Бабушке Соне восемьдесят восьмой год. Она живет с моей мамой на двенадцатом этаже нового дома. Лето. Мама уехала в отпуск, и поэтому я временно переселилась к бабуле мало ли
Вечером бабушке становится нехорошо: очень болит живот, но ни на отравление, ни на желудочную инфекцию не похоже. Проходит немало времени, пока бабушка соглашается на вызов «скорой». «Скорая» приезжает не слишком быстро. Осмотр бабушки ничего не проясняет, и мы едем в больницу. Там бабушка еще какое-то время лежит в приемном покое, потом она говорит, что боль уже прошла, но ей на всякий случай делают рентген, пожимают плечами и отпускают домой. Возвращаемся уже в начале первого ночи и обнаруживаем, что лифты отключили. О том, чтобы идти наверх пешком, и речи нет, учитывая бабушкин возраст, усталость и вероятность возобновления болей. Больше всего я боюсь, что бабуля сейчас расстроится, поскольку не сможет дойти до квартиры, и придется опять вызывать «скорую» уже по поводу сердца.