Я он быстро и смущённо обернулся.
Не это плохо. Твоя спина выражает, и я уже не говорю про лицо. Дэн
«Следующим можешь стать ты», Дэн сразу понял.
Проспект Замкнутости мутно зеркалил. Отражал их, но частично согнутых, частично растянутых слабость разума, подверженного искушениям, говорили псалмы. Тёмные желания: знать запретное, идти туда, где обитает дьявол. Распутство человеческих мыслей. Дэн снова вспомнил Ольсен и рабочих. Замкнутости до них дела не было. Сношайтесь и плодитесь на здоровье. Только не мечтайте о поверхности. Вера фыркнула. Ей всё ещё что-то не нравилось. Дэн поддразнил её, потому что не хотел продолжать эту тему:
Грядки соскучились.
Я же сказала тебе, что пойду на кухню, а не к грядкам.
Да нет, получилось глупо. Не то! Салат. Горошек. Тыквы. Ночные прогулки.
Свидание? Вера весело прыснула. Ну ты дурак!
Почему? Дэн обиделся.
Ты мне не говорил, Вера стала серьёзной, не говорил ни разу. Что я тебе нравлюсь.
Мы точно опоздаем, Дэн отвёл глаза. Пойдём.
В зале Замкнутости горел ярко свет. Люди рассаживались на скамейках и стульях. Многие принесли с собой флаги, а кто-то взял галеты и уже хрустел, предвкушая интересное зрелище. На помосте по центру высился столб сваренная из стали конструкция. И столы, и стеллажи давно убрали, но сеть в стенах, должно быть, осталась: Дэн, да и все здесь, кто старше тринадцати, наверняка ещё помнили. Сеть порождала проекции. В стеллажах хранились маленькие кристаллы-носители. За столами печатали, ловя пальцами парящие в воздухе буквы, летописцы-историки, читали скользящие строки мечтатели, работали учёные, чьи имена, стремления и жизни Замкнутость объявила враждебным. Понятие библиотеки исчезло.
Приветствую, братья и сёстры, Кнут раскинул руки в жесте объятия.
Зал громко захлопал. Бассейные подскакивали на своём лежаке и орали что-то нечленораздельно-восторженное. Мона прижала толстые пальцы к груди и торопливо кивала. Дети свистели и топали. Резко и мгновенно обрывая весь шум, Кнут опустил руки и улыбнулся. Улыбка была безмятежной, блаженной. И хищной.
Сегодня мы снова радуемся.
Сергей стоял прямо. Он не глядел на столб и на культистов, совершенно, кажется, равнодушный к позору, который его ожидал. Острые черты лица были такими похожими. Дэн моргнул и увидел на миг вместо парня-подростка молодую энергичную женщину, которой, как и Даля, больше не существовало. Теряющий волосы затылок Колина не отражал ничего. Но плечи под тканью халата немного напряглись. Или нет.
Мы счастливы своим избранием. Мы обитаем в месте, закрытом от скверны, храним и преумножаем дары его. Мы чтим великое учение Замкнутости. Соблазны и грязь, дурной воздух поверхности не проникают в наш дом, Кнут сделал печальную паузу, но проникают нам в голову. Что следует делать, когда мысли нечистые?
Молиться! зал зашелестел.
Когда нечистые поступки?
Следует страдать!
Когда, культисты зашуршали складками широких балахонов, когда один из нас разносит грешные идеи, когда смущает детские умы лживой догмой, когда прячет книгу Что тогда?
Столб!
Сергей поморщился. Отвращение легло на острое лицо, и тишина стала мёртвой. Сергей не боялся. «Плохой фарс, никчёмный», читалось. Хлоя подошла к нему сзади. Сергей внятно произнёс: «Идиоты». Но он не препятствовал, когда Кнут, вновь ставший улыбчиво-мирным, приобнял его и подвёл к столбу.
Однако не преступник лишь заблудший. Пусть наказание страданием очистит его разум.
У тебя воняет изо рта, сказал ему Сергей.
Уговорившая бабушку пустить её в зал Ника хихикнула. Ахнувшая Мона отвесила ей подзатыльник. Внучка взвизгнула и заплакала. Дэн тупо слушал шипение женщин и гневное мужское бормотание, пока Хлоя и Кнут привязывали к столбу наказанного. Сергей прижался к металлу щекой. Глаза он не закрыл. Дэн подумал, что не сможет это смотреть. Окажись он у столба, возможно, скоро обязательно зажмурится. Ему хотелось и не хотелось повернуть сейчас голову и увидеть, как реагирует Вера. Она молчала. Не хлопала, не скандировала. Не возмущалась сергеевой непочтительностью. Только медленно и глубоко дышала. Вера точно не пойдёт с ним в теплицы гулять, если Дэна привяжут к столбу. Вере будет стыдно.
Кнут взял тонкий трос.
Помолись, чтобы очиститься, друг, он широко замахнулся.