Поэма «Тридцать пятая береговая батарея»
Сегодня я в тупом оцепенение,
Слез давящих не в силах удержать.
Пришла сюда в хорошем настроение,
Теперь не знаю, как все рассказать.
Как с этим послезнаньем буду жить?
Ведь вечно буду с содроганием помнить,
Нельзя словами передать и оценить
Трагедию, предательство и подвиг
На мысе где лежал когда то Херсонес
Описанный еще самим Страбоном
Не вырастет зеленый буйный лес,
Здесь каждый метр железом нашпигован!
Под ноги не смотри. Теперь здесь благодать,
Все чистенько, в бетоне и граните.
Но тыщи павших предков из небес молят
«Храните память вы о нас. Храните»
«Линкор подземный», батарея тридцать пять,
Фашисты называли «Максим Горький»
Я побывала. В шоке. Но приду опять
Впитать в себя инстинкт Победы стойкий.
Ты тридцать лет ждала своей войны
И показала свою силу в полной мере,
Как могут воевать российских матерей сыны
И на верху, в степи и в подземелье
Был третий штурм. Настырный и кровавый.
Фашист умелей и гораздо опытней в войне.
Враг смелый, дерзкий, наглый и упрямый,
На наших наши танки шли «КВ».
Трофей законный, взятый из-под Керчи,
За 20 дней там перемолот Крымский фронт,
Есть немцам чем стрелять, людей калеча,
Есть пополнение для германских рот.
У нас запас снарядов в Поти, Туапсе
Лежит брезентиком прикрытый с октября
Советский интендант он, как и все
К войне Россия не готова никогда.
Да для врага мы все здесь были «русиш»
Будь ты бульбаш, хохол, калмык.
И «schweine» будешь, если струсишь,
Предателем, коль с боя побежишь.
Представила себя сейчас средь них
В последний знойный жаркий день июня,
Среди скопления раненых, больных,
С надеждой, верой на судьбу иную.
Их заберут отсюда рядом пристань,
Петров же здесь, Жидилов, Кулаков,
До ночи продержаться, флот он близко,
Ну а пока пора отбить врагов.
На пару километров для начала,
Чтоб выиграть время до подхода кораблей.
Не ведомо еще решенье адмирала,
Не будет он менять железо на людей
Он был средь них, еще своих героев,
Он многих уважал и знал в лицо,
Их был доверия по праву удостоен,
А для историков он станет подлецом.
Он адмирал, он старший здесь по чину,
Он капитан, спасавший свой корабль,
Который обрекли уйти в пучину.
О чем он думал, вглядываясь вдаль?
Но сослагательству история не внемлет.
Что было бы? И что могло бы быть?
Наверно, к счастью, имеем что имеем
И только в спорах продолжаем ныть.
Погода жаркая. Сейчас бы дождь и облака
Напомню шел последний день июня.
Все послезнанье вон, ну а пока
Присмотримся к вокруг снующим людям.
Вот старшина- морпех, сломавши ветку,
На кончик ветошь прикрутив,
С любовью и заботой чистит «светку»,
Патронами обойму снарядив.
Она с Ижевска, он же с «Коминтерна»,
Из плоти он, железная она.
Он у нее навеки будет первым,
Она последней у него была,
У них любовь еще с одесского лимана,
Когда гоняли перепуганных румын,
Разбила сердце, покорила моремана
И навсегда осталась с ним.
На прикладе девятнадцать меток,
Умеет с гансами общаться старшина.
Побольше было б таких «светок»,
Давно б окончилась война
Погибнет с ней в руках, внезапно.
А с ним она найдет и свой покой.
Не с девятнадцатым, а двадцать пятым
Заколотым немеющей рукой.
Снарядом мощным их накрыло,
Смешав живое- неживое в ком.
Воронка стала им одной могилой!
На месте этом нынче строят дом
Вот санинструктор прошагала мимо,
Через плечо две сумки с крестиком внахлест.
Лекарства кончились. Лечить заботой милой,
Застиранным бинтом, микстурами из слез.
Стройна, высока, молода ей бы на сцену-
Затмила точно бы Серову красотой,
Но с верху пот и пыль, внизу же моря пена.
Несовместимое с девичей косой,
Ее найдут в начале «нулевых»
Среди бойцов, которых та спасала.
Взорвут паттерну, не выведя своих,
Тогда там бардака хватало.
Вот представитель власти-милиционер
Собрал вокруг коллег- энквэдистов:
Василий Бузин и сейчас пример
Служения без всяких компромиссов.
Да, вид усталый, но горда осанка.
Глаза же выдают который день не спавший
По ордену Почета опознаны останки,
На семь десятков лет был без вести пропавшим
Как много лиц Как мало их имен
История и время сохранили.
Вас помним и на праздник помянем,
Вы больше жизни Родину любили.
Стон раненых разносится кругом,
Казалось, что сама земля стонала,
Десятки тысяч пущены на слом,
Какая армия бесславно погибала!
Есть нечего, как нечего и пить.
Снарядов «ноль» и мины на исходе.
Эскадру ждут «Она уже спешит,
Четырнадцать идут. Они уж на походе».
Но только здесь не Крит и не Дюнкерк
Не близкая душой Одесса-мама.
«А если не достанет мест на всех,
Тогда уйдем мы в горы к партизанам».
Держались ночь, держались еще день.
Потом по новой день и ночь еще держались.
За каждую воронку, камень, каждый пень,
Они за честь страны своей сражались.
Но тщетно все Нет у причала кораблей.
Прорыв на Балаклаву в крови захлебнулся.
Стрелялись комиссары в нишах галерей
Творился ад. Бог почему то отвернулся
Тот редкий случай, когда не было измен.
Готов был каждый к бою, и ко смерти.
Пугал бойцов один лишь только плен
Поэтому и дрались словно черти.
Ножи, дубины и саперные лопатки
В ход все пошло что было под рукой
Зубами в горло. Злой, звериной хваткой
Приморская вела последний страшный бой
Нет сил держаться за мирскую твердь?
Сломался стержень иль разум помутился
Два выбора осталось: плен и смерть
А тут уже на что ты сам сгодился.
И прыгали с обрыва в море, в камни.
С отчаяньем помянув святых
И верили они что гениальный Сталин
Впоследствии за смерть их отомстит.
Безумству храбрых пели громко песни
Ведь если есть соломинка держись
По-всякому жизнь смерти интересней
Хотя и сложная все ж штука жизнь.
Но раз ты жив еще на что-то годен
Судьба потом определит на что и как
Сумеешь пользу принести народу
Ну а пока пусть торжествует враг.
Их выгоняли где прикладом где штыками.
Сгоняли в кучи, превратив людей в стада.
Кто был бессилен тут же добивали.
Что жизнь плененных? Пыль и ерунда.
Отдельно комиссаров и евреев,
Их далеко нет смысла отводить
Ближайшие окопы и траншеи
Чтоб было беспроблемней хоронить
Их повели. Нестройною колонной по четыре.
Растянутый на много километров строй
Обочины дорог стали могилой
Давая обессилившим и умершим покой
Голодные, безумные от жажды
Казалось сломлен, раздавлен и разбит
Прав Фридрих Прусский был сказав однажды
«Убивши русского попробуй повалить»
Вели их долго. Пить давали.
У стадиона даже что-то дали съесть
Затем границы строя подровняли
И разрешили на часок присесть
Потом подняли, снова их погнали
По пыльным улицам с развалами домов
Где год назад и про войну не знали
Фашистов не воспринимая за врагов
На постаменте из-под адмирала,
Великий Ленин с указующим перстом
Смотрел на них несломленных смущая.
Наверно зная вскоре сам пойдет на слом.
Народу уйма оккупанты понагнали
Из полу обвалившихся землянок и хибар.
Кого смогли найти, кого не расстреляли
Сынов и дочерей Давида распознав.
Поодаль суетились корреспонденты
Приехали со всех сторон Оси
Поймать победы славные моменты
Над покоренной святостью Руси.
Снимать хотели униженных и убогих
Растерянных, раздавленных рабов
Устало еле волочащих ноги
Похожих на столетних стариков.
«Ах. нас снимают. Что же братцы?
Последний раз идем в строю.
Покажем этим вот мерзавцем
Как любим родину свою.
Мы пленены, но не убиты.
Мы живы, значит должно с честью жить
Всем этим показать бандитам
Страну Советов невозможно покорить».
И вот над строем обреченных
Запел высокий голос молодой
«Вставай проклятьем заклеймённый
Весь мир голодных и рабов».
Строй моментально поравнялся
Пытаясь под ритм гимна «ногу взять»
Во взглядах злобно-радостных читалось
«Мы еще вспомним вашу мать».
Споткнулся журналист лощенный
И оператор энергично замахал «отбой»
«Кипит наш разум возмущенный
И смертный бой вести готов»
По одному вытаскивая с строя,
Как коровам на нос вешают кольцо,
Протыкали губы, рот героям
Медной проволкой коверкая лицо
На смену песни недопетой
Мычал «Варяг» неровный строй
Не зная текста большинства куплетов
Не в тон, ни в рифму в разнобой
То был последний их парад
Никто не плакал и не ждал пощады.
Умеет жить и умирать моряк
Плюя врагу в лицо, с бравадой.
Идешь по батарее не спеши.
Отставь в сторонку хлопоты мирские,
Задумайся о прошлом, им дыши,
Здесь мозг прочистят запахи морские.
Смешались ароматы степных трав
С безвкусием прогретого бетона.
Здесь армия все трудности поправ
Зачислена на стены пантеона.
Зайди в него. Постой и помолчи.
Ни что от мыслей глупых так не лечит
Как звезды, замерцавшие в ночи,
Как лица, превратившиеся в свечи.