Не вини меня, мой Б-г
Ох и тошно на душе, ох и тошно.
Переполнена душа жизнью прошлой.
Не даёт покоя мне день вчерашний;
Было очень хорошо, было важно.
Вдруг закрыла горизонт злая туча.
Был как шелковый цветок, стал колючий.
Ветер в клочья разорвал лист афиши.
Я прошу, но ты меня вряд ли слышишь.
Почему? За что? Зачем? Непонятно.
Знаю только, что пути нет обратно
Сделал всё, что только мог. Видит Небо.
Не вини меня, мой Бог, и не требуй.
Я другим уже наверно не стану.
Неспокойно на душе, ноет рана.
Утешение одно быть поэтом.
И немножко инженером при этом.
Я должен с пониманьем относиться
Я должен с пониманьем относиться
К тому, кто рядом, кто всегда любим.
И не позволить даже усомниться,
Что можно быть каким-нибудь другим:
Бездушным, ненадёжным, грубым
И не готовым подставлять плечо.
И отвечать лениво и угрюмо:
«Ну что опять? Ну что тебе ещё?»
Моё предназначенье в этом мире:
Творить добро и создавать покой.
И, временами покоряясь лире,
Писать стихи Божественной рукой.
Один вопрос лишь мучает поэта.
Один вопрос, как смысл бытия:
Скажите, Небеса, при всём при этом
Мне не понятно, где же всё же Я?
Не зазвучу как прежде
Я жду звонка. Я выбрал ожидание.
А если нет, то так тому и быть.
Как долго может жить в душе страдание?
А главное желание любить?
Поэт сказал: «Бескомпромиссно время».
Любовь умрёт в душе, в конце концов.
И разлучит меня, наверно, с теми,
Которые из самых ярких снов.
Побунтовав чуть-чуть, придя к покою,
Душа вернется на круги своя.
С опущенной смиренно головою
Примкну к себе. Но я уже не я!
Пустая кукла со стеклянным взглядом.
И сколько батарейку не меняй,
Не зазвучу, как прежде Вот досада.
Испортил механизм негодяй!
Реальность донельзЯ не романтична!
О, Господи! Ну как же всё банально!
Как скучно быть серьёзным и практичным.
Мне говорят, что жизнь рациональна.
Реальность донельзЯ не романтична!
А я хочу, касаясь поднебесья,
Парить в мечтах, в обнимку со Вселенной.
Поймите, праведники, в этом весь я!
Я не приемлю никакого плена.
Я погибаю от команды «Надо!»
Сжимает горло распорядок жизни
И мудрецы, шагающие рядом.
Для них я выгляжу дитём капризным.
А мне, как из мультфильма водяному,
Осточертело жалкое болото.
И верится, что можно по-другому.
И я пишу, что мне летать охота.
Я наивно думал, что возможно
Я наивно думал, что возможно
Сочетать две разные культуры.
И лелеял мысль осторожно,
Умертвляя часть своей натуры.
Пренебрёг законами природы.
Всё в угоду глупому влечению.
Жизнь-река, чьи быстротечны воды,
Уносила тело по течению.
Я хотел хоть как-то зацепиться,
Чтобы выжить. Выбрался на берег.
До сих пор мне этот ужас снится,
Как передо мной закрыли двери
В мир иллюзий, где всё время лето,
Где душа скитаться перестала.
Дверь закрыли, и исчезло это.
И мечты как таковой не стало.
Всё ушло. Вернулась жизни проза.
Две культуры, не пересекаясь,
Друг для друга будучи угрозой,
Разлетелись, как воронья стая!
И хочется верить, что где-нибудь там
Звезда-уголёк промелькнула в ночи,
Беззвучно со мною общаясь.
Сильнее обычного сердце стучит.
Возможно о главном вещая.
Вокруг тишина диким звоном в ушах.
Уставшая, дремлет природа.
Но как-то особенно рвётся душа
В холодную глубь небосвода.
А время-снежинка, не внемля мольбам,
Под солнцем безжалостным тает.
И хочется верить, что где-нибудь там
Свободу душа обретает.
Улетает душа в поднебесье
Я не думал, что будет так больно
Расставаться с иллюзией счастья.
Как-то быстро меняются роли
В пьесе жизни, написанной страстью.
Знаешь цену обману, но всё же,
Словно кролик идёшь в пасть к удаву.
И надеешься, может быть сможешь
Избежать над собою расправы.
А сценарий финала известен:
Снова ставши изгоем бесславным,
Улетает душа в поднебесье,
Не найдя понимания в главном.