Чего? наступала рассвирепевшая Татьяна, подоткнув руки в боки. Несколько верхних пуговок она не успела застегнуть, и сквозь распахнутый ворот Зотов увидел торчащую и пленительную девичью грудь.
А ничего! Ты и до меня здесь любовь крутила. С Колькой, говорят, и Силантием.
Не ври!
Так, замолчите оба! Татьяна, сколько тебе лет?
Шестнадцать, тихо отвечала она.
И что ты делать станешь, если понесешь от него? Рожать? Тебя же родичи прибьют или из дома прогонят.
Так вы, барин, заступитесь, правда? хмыкнула беспечная Танька. У вас в усадьбе и рожу. Пусть бегает.
Вот дуреха, ты же сама еще как дите! Я-то заступлюсь, но отец у меня строгий. Он не потерпит подобной распущенности. Так что, думай головой, Татьяна. Пусть родители тебя лучше замуж выдадут нынче осенью, раз ты уже жить половой жизнью начала.
Кто же ее возьмет-то, дырявую? некрасиво рассмеялся Степан, обнажив ряд редких зубов.
Стыдись, Стёпа. Нехорошо так на женщину говорить, с которой у тебя отношения.
Ладно, Степан перестал смеяться, лицо вмиг помрачнело.
Теперь его взгляд был устремлен куда-то вдаль. Он словно бы давал понять, что весь этот разговор считает для себя пустяшным, и что его ждут более важные и серьезные дела.
Меня садовник ждет. Яблоки сегодня убирать станем. Еще три работника в помощь возьму. Как раз под вечер спадет жара. Легче собирать будет.
Иди, Таня, на кухню, Зотов оглядел девушку. И старайся больше не грешить.
Танька хмыкнула и многозначительно посмотрела на хозяина.
* * *Ночью он спал плохо, в библиотеке было душно. В голову лезли непрошеные мысли.
Вечером он ушел из супружеской спальни, на диван, в одну из соседних комнат. Алевтина жалась к нему большим животом и, хватая его руку, тянула ее к своему вздувшемуся от беременности, лобку. Сначала он хотел было предаться с ней утехам, но вовремя одумался, вспомнив слова врача. Чтобы не распалять Алевтину, он взял свою подушку и ушел ночевать в библиотеку.
Когда он уходил, Алька в досаде хныкала, некрасиво кривя губы, и просила мужа не оставлять ее одну. Но Зотов был неумолим.
Утром встретимся за завтраком. Спокойной ночи, ma chérie. Нам надо было уже давно спать в разных комнатах.
И вот теперь он ворочался с боку на бок на неудобном кожаном диване. Перед его мысленным взором вновь всплыл образ незабвенной Женьки. Вечером, когда он выхаживал по имению с важным видом вездесущего хозяина, эта чертовка сидела на террасе и читала какую-то иностранную книгу. Ее сочные губы шевелились вслед за текстом. Она была так увлечена романом, что, казалось, не видела ничего кругом.
«О чем эта гадкая книженция? думал Григорий, что она целиком поглощена ее содержанием».
Один раз он специально прошел довольно близко возле нее, чтобы прочитать название романа. И чуть не поперхнулся, увидев красные буквы на французском. Книга называлась: «Amoureux»[4]! Так вот какие книги читает эта негодница! Совсем совесть потеряла. А еще институтка! И кто ей дал эту книгу? Неужто маман?
Но институтка и негодница так была увлечена чтением, что даже не заметила близкое присутствие зятя. Она нахмурила черные бровки и сосредоточенно водила глазами по строчкам. Местами она улыбалась, местами ее лицо розовело.
Интересно, о чем там? Он многое бы отдал за то, чтобы прочитать то место, из-за которого эта пигалица могла краснеть. Что там, думал Зотов, невинные поцелуи, или же нечто большее?
Перед его мысленным взором пронеслась обнаженная Женька, потом, совсем не к месту, он вспомнил повариху Таньку, с расстегнутой на груди блузкой. А потом память подкинула ему его давнюю любовницу Ольгу.
«Вот я дурак, он хлопнул себя по лбу. Я же завтра велел ей привести сестру».
От волнения он сел. Пальцы обхватили голову: «Что я делаю! Сколько во мне похоти И все эта Женька! Боже, как заглушить в себе ее образ? Зачем она только приехала сюда?»
Он вспомнил о том, что, обещал Ольге заплатить за сестру. Зотов полез в кошелек и обнаружил там всего несколько смятых рублей.
«Надо пойти в кабинет к отцу и взять деньги из сейфа, подумал Григорий. Это хорошо, что отца нет дома. Не то пришлось бы что-то придумывать. А так скажу, что деньги понадобились на хозяйственные нужды Нет. Пожалуй, он не поверит. Он дотошный как черт! Дожился! У меня нет даже собственного счета. Все отец. Живу здесь, словно пасынок. Я что, в конце концов, не имею права? Ведь работаю в имении с утра до ночи»