Ната сказала мне, что пьеса «Запретная гавань», которую мы с ней трижды с восторгом смотрели в Овальном театре, написана Кохи. Это под большим секретом сообщила ей Мадинка. Я не поверил. Да как это может быть, чтобы Кохину писанину поставили в самом главном театре? Нет популярней постановки в этом сезоне! Да что это за драматург такой, Кохи Корк?
Ерунда! На афише напечатано «автор неизвестен», привёл я доказательство его непричастности к пьесе.
В том то и дело. Откуда он будет известен, если Кохи тайно подбросил рукопись на стол директора? Он не подписался.
Но Ната! Пьеса ужасно смешная. Ужасно добрая. Ты вспомни, как мы хохотали, ты упала со скамьи! А Кохи в ту пору всё время рычал и дрался. Думаешь, он способен такое создать?
Теперь ты понимаешь, почему Кохи не подписался?
Ну да. Папочка придушил бы сынка за бумагомарательство, даже если бы пьеса называлась «Смерть анчу», а главного злодея звали бы Миче.
Кохи с каждым днём изумлял меня всё больше. Порой он, как сейчас, становился странным, случайно затронув тяжёлые воспоминания, порой вздрагивал и вжимал голову в плечи от резких звуков, и оставался вспыльчивым, как истинный Корк, но воля очень сильно, очень быстро изменила его, и стал наш Кохи в моём воображении похожим на шустрый и горячий солнечный зайчик. Он тоже чтото писал, но первое время не на виду, как Хрот, а затаившись в каюте. Я делал вид, что не знаю.
И стоит ещё сказать об Ане, дочери безголовых родителей, чья судьба сильно напоминала судьбу Кохи. Она тоже становилась нормальным человеком, но не так быстро, как Корк. Всё-таки, характеры у них разные. Она наслаждалась общением, стала шутить, но всё ещё была не уверена в себе. Лёка был полон понимания и терпения. По вечерам, сев возле лампы, они продолжали обсуждать проблемы кройки и шитья, с чего, как вы помните, и началось их знакомство. Малёчек по призванию художник, но ремесло родителей ему тоже очень нравится. Я же говорил: родственные души потянутся друг к другу, а настоящая любовь это здорово.
Мадинка обзавелась большими стоячими пяльцами и в свободное время вышивала картины, подобных которым я в жизни не видывал. Она делала это быстро, разраз и готово, потому что ткань сразу брала цветную и фактурную, а стежки делала не тоненькими нитками, а толстыми шерстяными нитями или даже узенькими ленточками. Вы слыхали о таком? Мадинка не заглядывала ни в какие рисунки, она придумывала их сама. И у неё получались берега Някки в разное время суток, букеты в вазах, сады, полные цветов, смеющиеся мордашки в окружении веток. Малёк время от времени отрывался от мольберта и подсказывал ей что-нибудь насчёт перспективы или светотени. Лала, когда ей в голову приходила небывалая мысль посидеть тихо, проделывала этот невозможный трюк с пяльцами возле нашей Корочки.
Я опасался, что вотвот увижу с пяльцами и Чудилу, он прямо не отходил от Мадинки. Я спросил, сколько они знакомы, и услышал ответ, что сами не знают. Гдето в детстве познакомились. Я высказал предположение, что за это время можно с ума сойти от понимания того, что вместе им не быть. На это они только вздохнули. И сказали:
Но теперь есть надежда. Благодаря тебе, Миче!
Вот до чего я возмутил спокойствие в Някке, что всё перевернулось с ног на голову.
Я всё думал, как это у Корков получились такие славные дети? Привет от далёких предков, о которых вечно болтает Хрот?
Воздух на «Комарике» был свой собственный. Он был пронизан любовью, он струился и переливался, мы, почти все, были влюблены счастливо и взаимно. А глупый Миче, тем не менее, иногда пытался поворчать:
Слушай, Хрот, я не пойму, как вы с Терезкой решились завести ребёнка? Безумие какоето. При томто, что происходит.
Попинав свёрнутый канат, младший Корк сказал интересную вещь:
Мы бы не решились. Ребёнка бы не было, Миче. Только у нас появились ты и надежда.
Слабая надежда, Хрот.
Но она есть, улыбнулся дурачок. Ты не переживай, может, мы с Терезкой где нибудь на севере останемся.
Может, нам всем остаться?
Я смотрел на Терезку и удивлялся. Она была так счастлива, что порхала и щебетала, как птичка. Она не чувствовала никаких недомоганий и неудобств, и только съедала всё на своём пути. Ей не хотелось думать о будущем.
Благодаря тебе, Миче, сказал Лёка, от которого я, обычно, мало слышал одобрительных речей. Всё так хорошо, Миче, только благодаря тебе. Ты познакомил нас с Аней. Мы с ней будем жить очень счастливо. Мы просто созданы друг для друга. Как ты это понял? Я мог бы сам всю жизнь искать такую девушку и не найти.