Малыш, конечно, понял не все из того, что говорил дядя Федор, но поверил ему, так как действительно видел перед собой и сапоги, и шляпу, и конфеты.
Дядя Федор, а у меня тоже тюбетейки нет, сказал Вовка.
Куда она подевалась? удивился тот.
Солока унесла.
Сорока?
Как вцепится, и унесла, вздохнул малыш.
А дело было так. Вовка еще только шел к луже, ставшей в два раза больше и глубже после прошедшего ночью дождя. В ней, размахивая крыльями, брызгались два голубя. Он хотел прогнать их, лужа-то его, и уже бросил камешек, как, вдруг, кто-то вцепился в тюбетейку и сорвал ее, унося вверх на макушку дерева. Он видел только крылья и длинный хвост, но догадался: это была сорока. Она постоянно трещала на березе, и он часто передразнивал ее. Наверное, отмстила ему, или за голубей заступилась. Повесила над гнездом на ветку. Такой крыши с золотыми узорами ни у кого из птиц не было. Теперь на скворчат, если они есть в гнезде, не упадет и капелька дождя. Птенцам тюбетейка больше нужна, сделал Вовка вывод, и не стал сильно печалиться о ее потере, дядя таджик купит еще одну. Недавно работу нашел лопата у него такая огромная «сопковая».
Не горюй, Вовка, я тебе в следующий раз настоящую резиновую лодку принесу больше галоши. Ты же растешь, и уже еле вмещаешься в нее, а у лилипутов полно лодок, на каждом озере. Одну всегда дадут.
Не надо лодку, дядя Федол, лучше конфет плинеси, вкусные.
Ты прав, Вовка, слышал я, скоро засыпят лужу, и лодка будет не нужна.
А где я буду плавать, чуть не всплакнул малыш.
Мы, Вовка, сделаем качели, между березками, будешь до самого гнезда раскачиваться.
И до тюбетейки?
Само собой.
Дядя Федол, а возьми меня в иной мил, я же маленький и на озеле буду плавать, на лодке, и конфеты не надо плиносить, там буду их сосать.
Для других, Вовка, портал пока закрыт, а у тебя пароля, то есть тюбетейки, нет. Представь, все рванутся туда, никакого иного мира не хватит.
И конфет?
Естественно, и конфет
Лучше бы дядя Федор не смотрел ребенку в глаза, наполнившиеся всеми оттенками печали. У него самого выкатилась слезинка, которую он незаметно смахнул в лужу, где плавала его старая галоша счастья.
Гек и Чук
Гек, а где ты учишься, по слогам афиши читаешь? спросил толстый модно одетый подросток своего ровесника в растоптанных сандалетах.
Нигде, я сам грамоту осилил. Философом хочу стать, этого легко добиться, если думаешь не как все. Так Абрам Ибрагимович говорит. Он тоже за партой не сидел, а философию преподавал в ниверситете.
В университете.
Нет, в ниверситете.
Я такого, Гек, заведения не знаю.
Частное, для богатых бездельников.
Не все богатые бездельники.
А почему у тебя бывает геморрой? Абрам Ибрагимович говорит, если есть геморрой, значит бездельник, а он философ и знает, что говорит.
Вообще-то интересно рассматривать индивидуумов с философской точки зрения. У нас соседка по даче Венера Пахомовна при встрече только кивает головой, говорить не может: так натянула кожу на лице. А ее подруга Анжелика Ивановна утроила губы и выговаривает лишь слова, где много гласных, хотя работает диктором на вокзале. Что бы сказал твой наставник Ибрагимович, посмотрев и послушав, как они общаются?
Философы?
Еще какие. Венера Пахомовна считает своими всех мужчин поселка.
Сколько же у нее бобла, Чук?
Наверное, много, меньше трех мужиков в ее саду никогда не пасутся. Настоящий философ Анжелика Ивановна. По ее разумению у человека меньше проблем, если он едет в сторону от своей цели, и специально не выговаривает номера поездов, с ее-то дикцией.
Для того и губы надула?
Скорее всего, засмеялся Чук. Люди садятся не в свои поезда, путают маршруты, она рассказывает об этом Елене Пахомовне, и обе хихикают, правда, с трудом. Анжелика Ивановна однажды своего мужа посадила пьяного в другой поезд.
Круто!
Третий год его не найдет.
Сбежал?
Соглашусь с тобой, она иногда и сама отбывает в другом направлении, говорит, клево. А какие впечатления: в бригаде лесорубов побывала, в чуме у чукчи зимовала.
И общались?
А зачем? Ешь мясо, да спи, с их-то произношением.
Ты, Чук, говорил, что всей семьей отдыхали в тропиках, там удавы водятся?
Полно. У Венеры Пахомовны и Анжелики Ивановны есть третья подруга Эсмеральда Семеновна. Она отдыхала вместе с нами. До сих пор рот не закрывает: к ней в постель удав забрался. Просыпается, а рядом он огромным глазом ей подмаргивает. Рев слышали и глухонемые. Говорят, ревел и удав: Эсмеральда Семеновна раз пять подтягивала на лице кожу. Челюсти ее так разошлись, что теперь до конца не сходятся.