Ладно, друзья, дело в том, что я работаю в системе розыска нацистских преступников. Тех, кто виновен в уничтожении евреев.
Хагай хотел что-то спросить, но Ашер жестом остановил его.
Это не правительственная организация, и мы не отдаем никого под суд. Мы их уничтожаем. Сами. Это месть, как к ней ни относись. Месть без суда и следствия. И если вы считаете, что это неправильно и так поступать нельзя я с вами спорить не буду. Может, и так. Но меня не интересует в данном случае ничего, кроме справедливости. Моя семья ушла дымом в небо Польши, кости родителей Леи гниют в земле Беларуси, а эта мразь бродит по земле, ест, спит, целует женщин Этого не будет.
А при чем тут Лея?
Ашер помолчал, затушил окурок, поискал, куда его выбросить и не нашел, положил в карман пиджака.
Она единственная выжившая, кто помнит Сашко в лицо.
Ты с ума сошел, сказал Хагай. Ей было четыре года! Что она может помнить?!
Я его помню, неожиданно сказала Лея. Я его очень хорошо помню. Не хочу, а помню.
Ривка обняла Лею, прижала ее к себе.
Ну здесь-то тебе нечего бояться. И обернулась к Ашеру. Ты на самом деле решил, что она поедет в Россию, или куда там, искать твоего Сашко?
Ашер спокойно кивнул.
Именно так. Вы не представляете, сколько евреев по всему миру опознают своих мучителей, и сколько евреев по всему миру мстят своим мучителям. И те будут уничтожены все до одного. Все. До одного. И я найду и убью этого Сашко Кулика, с Леей или без Леи. Только с Леей это будет проще и быстрее, и останется время давить и других гадов. А давить я умею.
Она никуда не поедет! сказал Хагай.
Я поеду, сказала Лея. И после паузы спросила: А что, Боря жив?
ИЮНЬ 1957, СВЕРДЛОВСК, ОБЛАСТЬ, В/Ч
Огнев! К Поликарпову!
Борис Огнев, старший сержант радиолокационной службы, считающий недели до окончания армейского срока, не торопясь, сохраняя достоинство старослужащего, поднялся с койки, на которой отдыхал после дежурства, аккуратно намотал портянки, сунул ноги в сапоги. Проходя мимо дневального, дал ему легкий подзатыльник чтоб не забывался:
Не «Огнев», салага, а «товарищ старший сержант Огнев!», и не «К Поликарпову!», а «вас вызывает командир части майор Поликарпов!», понял?
Салага испуганно кивнул, а Борис дал ему еще одного «леща» («Надо не кивать, а говорить «так точно!») и направился к кабинету майора. В кабинете кроме самого Поликарпова сидел какой-то неизвестный штатский. Ну, порядок есть порядок, служба есть служба. Борис вытянулся, вскинул руку к пилотке и отрапортовал:
Товарищ майор! Старший сержант Огнев
Да ладно, махнул рукой командир части. Проходи. Тут вот с тобой товарищ хочет побеседовать.
Штатский добродушно улыбнулся.
Огнев Борис Ильич? 1935 года рождения?
Так точно! Борис принял столь любимый начальством придурковатый вид старательного служаки.
А почему же не Фаерман Борух Наумович? весело спросил штатский.
Борис похолодел.
Простите, не знаю вашего звания
Капитан госбезопасности Николай Смирнов. Да вы не пугайтесь, Огнев засмеялся он, увидев перевернутое лицо сержанта. Я из отдела розыска военных преступников, так что если вы таковым не являетесь, то бояться вам нечего.
Не являюсь, пробормотал Борис.
Особиста позвать? Или замполита? осторожно спросил майор у незнакомца.
Не надо. Вопрос следующий: с 1941 по 1944 год вы находились на оккупированной территории?
Так точно.
Оставь свое «так точно», неожиданно вспылил Смирнов. Я с тобой сейчас не официально беседую, мне надо кое-что выяснить, поэтому отвечай по-человечески. Тебе шесть лет было, когда война началась? Мне 14. Только я на Урале рос и под немца не попал. А что у тебя было?
Ну, я точно не помню, осторожно начал Борис и, увидев как поморщился кгбешник, заторопился. В смысле, я начала войны не помню. Помню, что родителей заставили куда-то уйти, а нас с сестрой забрала к себе соседка
Хорошая русская женщина Глушкова Вера Андреевна, одноклассница вашего отца, заметил Смирнов. Повешена в сентябре 1943 года за укрывательство еврейских детей, брата и сестры Фаерман.
Ее повесили? вздрогнул Борис. Из-за нас? Я не знал.
Так и было. Что случилось потом?
Нас забрали полицаи, сестру отвезли в лагерь, меня в гетто. Потом часть детей из гетто переправили в партизанский отряд.