Ситонг раскидал завал, который диверсанты сделали на дороге, шофер менял простреленное колесо, а Степанов сидел возле пленника и смотрел, как тот медленно приходит в себя. Подошел Ситонг, тронул человека ногой и сказал:
Не наш. Это вьетнамец. Они сюда забрасывают диверсантов из Сайгона.
Как ты определил?
По лицу. Разве он похож на нас?
Степанов взглянул на пленника: тот был похож на Ситонга как две капли воды. Хотя, вспомнил он, в Ханое ему говорили, что все европейцы кажутся в Азии похожими друг на друга. «У нас лица разные, а вы все одинаковые, как братья». Степанов тогда удивился: «Но ведь у нас есть блондины, рыжие, брюнеты». Ему ответили: «А мы не смотрим на волосы. Мы смотрим только на форму глаз и на цвет кожи».
Вставай, сказал Ситонг пленному и тронул его мыском своих драных кедов. Ну!
Пленник лежал не двигаясь, но глаза открыл.
Что ты с ним говоришь? удивился шофер. Пусти ему пулю в лоб.
Вставай, повторил Ситонг.
Человек по-прежнему не двигался.
Не понимает по-нашему, сказал Ситонг. Попробуй с ним по-американски.
Нечего с ним по-американски, снова повторил шофер из темноты, ему надо пустить пулю в лоб.
Он пленный, сказал Ситонг.
Он диверсант и стрелял нам в спину.
Он стрелял нам в грудь.
Какая разница?
Разницы никакой, согласился Ситонг, только он пленный.
Вы говорите по-английски? спросил Степанов.
Пленный сразу поднялся, и лицо его дрогнуло и стало растерянным.
Кто вы? спросил он.
Патет-Лао, ответил Степанов. А вы?
Пусть говорит правду, сказал Ситонг. Скажи ему, что у нас мало времени и трудно с местом в машине. Переводи, переводи! Переводи, повторил он. Они бомбят наши госпитали. Они заставляют нас говорить так.
Откуда вы? спросил Степанов. Ваше имя?
Я из Гуэ. Меня зовут Нгуэн Ван Хьют. Меня забросили американцы.
Степанов перевел.
Спроси его будет он говорить все моему командиру?
Да, ответил пленный. Конечно.
Спроси его: зачем он прилетел к нам?
Пленный долго молчал. Это был не молодой уже человек, очень худой, слишком для вьетнамца высокий. Хотя, может быть, он показался таким Степанову из-за худобы.
У меня же семья, очень тихо ответил человек, и губы его затряслись.
23.45
Я не хочу в бар, сказал Эд. Я никуда не хочу, Сара.
А я очень хочу, сказала она и прижалась лицом к его плечу, и стало ему от ее прикосновения пусто и горько.
Не надо, попросил он.
Нет, надо.
Зачем ты прилетела сюда?
Сара отодвинулась, поправила прическу и ответила:
У тебя есть сын, Эд. У тебя есть семья.
Я предал самого себя из-за семьи, из-за сына, из-за тебя, ответил он. Ты получаешь деньги, Уолту пока еще не бьют морду из-за того, что его папа бомбит Азию, чего тебе еще надо? Из-за вас я потерял самого себя чего вам всем от меня надо?
Теряют, когда есть что терять.
Ну вот, видишь О чем же нам говорить? О чем, Сара?
Ты ведь сам хочешь, чтобы все наладилось.
Ненавижу, когда за меня говорят. Если бы я хотел, чтобы наладилось, я бы сказал тебе об этом. Кто из нас двух лучше знает меня: я или ты?
Я.
В каждом человеке живет много людей. Ты знаешь меня одного, мой радист другого, мальчик третьего, лаосцы четвертого, а я знаю себя пятого. И все мы разные. Ты всегда хотела, чтобы я был одним. Тебе надо было выйти замуж за клерка из рекламного бюро: они отличаются спокойной одинаковостью, а человек, который пишет или снимает, обязательно должен быть психом. Ты этого никогда не могла принять, я шокировал тебя тем, что я был таким, каким был, а не был таким, как все.
Ты изменял мне, Эд. Ты предавал меня с потаскухами, а я всегда была тебе верна.
Сосуществование это отнюдь не любовь, Сара, но любовь это обязательно сосуществование! Любовь предполагает уважение к индивидуальности. Иначе получается ярмо собственности. Ты считала меня своей собственностью, а человек принадлежит только самому себе.
Я всегда была верна тебе, Эд. И меня никогда не тяготила эта верность.
Что ты кичишься этим?! Что верность?! Медаль за храбрость? Счет в Лозанне?! Когда верность делается тиранией, так лучше пусть будет взаимоуважительная неверность.
Тебе всегда хотелось, чтобы я изменила тебе, я знаю. Ты всегда по ночам расспрашивал меня: «Как тебе было бы с другим? Представь, что я другой»