В комнате располагались, напротив ложа, два широких голубых кожаных кресла с высокими округлыми по вершине спинками и вычурно загнутыми белыми подлокотниками. Возле которых стояли три невысоких прозрачно-белых треугольных столика, по рубежу ограненных узкими бортиками из розово-фиолетового граивейя, на коих поместились пузатые и точно плетенные из золтых веточек ковши полные живых цветов, и, тут крупных нежно-сиреневых метельчато-ветвящихся соцветий.
На одном из кресел сидел главный дхисадж, в своем, так сказать, рабочем варианте одежды. А именно в укороченной золотистой тельнице, имеющей прямой в виде стоечки ворот и разрез посередине груди, где длинные рукава, собранные в мельчайшие складки, завершались запястьями из серебристо-белого с голубоватым отливом граивейя, да черные штаны, плотно облегающие сами ноги, доходящие до щиколотки, по краю украшенные золтыми тонкими полосами в тон сандалиям. Он облокотился правым локтем об подлокотник, подпер длинными четырьмя пальцами свой подбородок и смотрел куда-то вниз, точно созерцал, что-то на полу.
Я, впрочем, не сразу его окликнул, сначала шевельнув плечами, оглядел свое тело, едва прикрытое тончайшей до колена белой рубахой, чрез которую просматривалась не только моя бело-перламутровая кожа, но и черные прахар полосы, а после внезапно ощутил тяжесть в левой ноге, точнее даже стопе и перстах. Поелику сразу попытался ими шевельнуть, но не смог. Ибо пальцы, как и стопа, и лодыжка до середины были наполнены тугим давлением, или окаменением, посему испуганно вскрикнул:
Пречистый гуру!
И тотчас Ковин Купав Кун вскочил с кресла, а поднявшиеся вверх завесы впустили внутрь спального места насыщенный бело-желтоватый свет, вельми такой лучистый.
Что случилось, мое милое дитя? беспокойно протянул главный дхисадж, и, зайдя по правую сторону от ложа, ласково оглядел меня.
Я не чувствую левую ногу, пальцы, стопу, поспешно пояснил я и едва согнув упомянутую ногу подтянул к себе, да принялся ощупывать кожу и прахар полосы на ней.
Т-сс, Лан-Эа, молвил он в ответ тем не только меня успокаивая, но и высказывая всю трепетность своих чувств. Сие не до конца в вашей сути растворилось втянутое вашим сознанием гиалоплазматическое сознание. Вы же помните, для того надобно время, дополнил тархович и медленно опустившись на ложе сел подле, а потом приобняв меня за спину, привлек к себе и прижал к груди. Энто временное состояние, вмале все стабилизируется, вы только не волнуйтесь, або я вас часом назад осматривал в Научном Ведомстве Садханы, с вашим диэнцефалоном все благополучно, он так говорил, с очевидностью, стараясь меня поддержать, успокоить, и я чувствовал на себе его любовь Любовь отца к сыну, которого ему хоть и не удалось родить, создать, но было дано взрастить.
Благодарю, пречистый гуру, ты самый лучший, люблю тебя больше всех, с той же нежностью откликнулся я и слегка развернув голову поцеловал через материю тельницы его в грудь, я так благодарен тебе за заботу, за то, что ты меня всегда защищаешь и отстаиваешь.
Главный дхисадж, впрочем, не отозвался. Понеже наши чувства были взаимны, и я любил его, как отца, ценил выше прабхи и Ананта Дэви. Я понимал, что мне надо поговорить с Камалом Джаганатхом и пояснить почему так резко ушел со встречи с матками-маскулине, рассказать ему о том, что видел в том проходе и слышал от Праматери Галактики. Не только, чтобы высказаться, получить поддержку, но и самому удержать сурьевича от неправильных поступков, оные сердили Праматерь Галактику.
Однако мне также не хотелось таиться пред Ковин Купав Куном Я не знал толком поведал ли ему Ананта Дэви о Праматери Галактике и ответвлении которое она создала, ведь он в свой срок просил меня о том поколь не распространяться. Но сейчас, тут вдвоем, я ощущал особую потребность доверится главному дхисаджу, и полагая его своим отцом, не мог, да и не хотел ничего от него утаивать, посему и начав издалека, молвил:
Я слышал ваш разговор Ваш, Ананта Дэви и амирнарха, знаю, что вы хотели оставить меня на Пятнистом Острожке, но Камал Джаганатх решил по-другому, я прервался предоставляя возможность, что-либо сказать ему, но он лишь крепче прижал меня к себе и с нежностью прошелся рукой по левой ноге, распрямляя ее. Мне надобно с ним поговорить, ибо случилось нечто такое он должен о том ведать, прерывисто добавил я.