Ты олух, и теряешь драгоценное время. Ответил ему фамилиар, подняв голову из-за плеча. Ну что, теперь-то тебе понятно, почему твой народ с таким постоянством наведывается в верхний мир? Если бы не люди, мы бы тут со скуки передушили друг друга еще в начале времен. Так что не будь дураком, твое величество, ступай прогуляйся, пока умом не тронулся.
Ишь ты, советчик выискался. Белоцвет ласково провел пальцами по змеиной голове. Помнится, как-то мне уже советовали вот так прогуляться а кто это был? Тот старик солдат, который учил меня драться на ножах? Или старуха с циморилом, у нее еще такие злые глаза были Не помню. Шеш, я действительно не помню.
Белоцвет прислушался к себе нет, страшно ему не было, несмотря на то, что воспоминания ускользали от него, сыпались из рук как сухие горошины, и разбегались кто куда. Он еще помнил Амадея, его труды и дни, но каждый час в стране-под-холмами уносил частицу этой памяти, и Белоцвет провожал ее без сожалений.
После ритуала в моем королевстве не случилось ничего, что было бы мне по сердцу. Мне скучно, Шеш.
Да? А кто в этом виноват? Фыркнул змей. Ходишь тут как тень потерявшаяся, как прихвостень какой-нибудь захудалой ламии! Что с того, что твои подданные спят, неужто во всем верхнем мире не найдется никого тебе как ты сказал? по сердцу?!
Белоцвет задумался. Из тихо остывающих глубин человеческой памяти поднялся образ, который был теплом, защитой и, пожалуй, даже спасением. Юноша улыбнулся и махнул рукой, подзывая лежавшего у порога серого пса с мертвыми глазами.
Цикута, а не проведать ли нам твоего брата?
У меня нет братьев. Не поднимая головы, ответил пес. В своре каждый сам за себя.
А когда из всей своры остался ты один, как сейчас? Будет тебе, нам давно пора наведаться наверх. И я уверен, что Живоглот твоих кровей. Заодно узнаю, почему он так задержался наверху.
Это и так известно, демонстративно зевнул пес, раскатав язык темно-красной дорожкой. Подранков хозяин всегда бросает, слабаки Дикой Охоте не нужны. Твой выжил, вытравил скверну и предпочел снова прибиться к людям.
Вот у него и спросим. Тоном, не терпящим возражений, ответил Белоцвет. Хватит, засиделся я здесь.
Так тебя за этим сюда и привели, разве нет? Цикута, не вставая, вытянул вперед длинные, мощные передние лапы, царапая когтями камень.
Белоцвет, уже шагнувший в травяные заросли, обернулся и посмотрел на пса долгим, тяжелым взглядом, чтобы тот понял, чьему внуку пытается перечить; юноша чувствовал, как холодеет воздух и поднимается ветер, как начинает хрустеть инеем трава у его ног. Он оскалился и провел языком по зубам так и есть, ему не почудилось: они заметно заострились. Молодой король злобно засмеялся и небрежно щелкнул пальцами, подзывая пса.
К ноге. И, не оглядываясь, пошел прочь от башни.
Этот камень он заприметил давно, в самом начале своего одинокого бдения в долине. Белоцвет узнал его, слишком часто приходилось ему ставить на его плоскую вершину корзину с мокрым бельем. Камень прятался у склона холма, идти до него было всего ничего. Поначалу Белоцвет даже хотел подняться в верхний мир именно отсюда, но интерес к вечной долине оказался сильнее, и на какое-то время король безвременья забыл о мире людей; кроме того, он опасался, что не сможет перемещаться так же легко, как чистокровные хогмены. Однако сейчас он даже не думал о том, что этот путь может оказаться закрыт для него, а просто подошел вплотную к камню и шагнул влево.
Удивительно. Нарушил недолгое молчание Белоцвет. Я и забыл, какое здесь небо.
Он стоял в той самой рощице, по правую руку от него бежал ручей, подпрыгивая на камнях, в воздухе разливались запахи спелого, настоявшегося лета. И над всем этим простирался высокий, светлый, пронизанный солнечными лучами купол небес.
Какое небо повторил юноша, зачарованно глядя вверх.
Тишину нарушил мальчишеский голос; какой-то малец, подбадривая себя призывами «а ну, давай!» и «эгей, да я силач!», шел в сторону ручья, таща за собой волоком что-то тяжелое.
Мокрое белье, чтоб ему провалиться. Белоцвет отступил в тень, проведя перед собой рукой, будто задергивая занавес. Постояльцы тетки Стафиды любят спать на чистом.
К ручью вышел паренек лет двенадцати, оттянувший себе все руки здоровенной корзиной. Отдохнув несколько минут, он прицепил белье к веревке, привязанной одним концом к дереву, лежащему поперек ручья, и принялся осторожно опускать его в воду. Когда мальчик двинулся вверх по течению, чтобы ручей как следует выполоскал выстиранные простыни, из рощицы по его следам вышел здоровенный пес серой масти.