Михаил Савельевич перекрестился, пальцы его тряслись. А Хабар-Симский не сделал ни одного движения силы так и оставили его, сказал только:
Ну держитесь, поганые, мало не покажется.
В тот же день со стороны Нижнего Новгорода в татарский стан полетели заряды, и тут и там заполыхали шатры, заржали кони, заметались люди. В тот миг татары вслед послали свои ядра, порушили несколько деревянных домов.
К вечеру бои прекратились; преимущества не было ни с той, ни с другой сторон, понимали противники: невозможно полонить город, невозможно заставить врага убираться восвояси.
Иван Хабар-Симский почивал дома после горячки видать, сильно возымело на него гибель десятки людей, чего ранее с ним никогда не бывало. Вдруг под утро, когда время балансирует между темнотой и светом, боярина поднял Семен Никитич. С заженной свечой склонился над воеводой, сказал:
Просыпайся, Иван Васильевич, дело срочное.
Чего тебе надобно? находясь между сном и явью, хриплым голосом вопросил тот.
Скорее взгляни за город. Татары уходят!
Уходят?! воскликнул Хабар-Симский сон как рукой сняло.
Умывшись, наспех оделся, выбежал из дома. У ворот его дожидался конь. У бойницах тех стен, что окружали город, столпился народ, с замиранием сердца и ликованием в голосе провожали уходящее войско неприятеля. Завидев воеводу, люд расступился, дав ему дорогу. Иван Васильевич с завидной ловкостью, словно ему вернули отроческие годы, взобрался к зубчатому выступу стены и ахнул, увидев поистине чудо: татары собирали свой лагерь, спешно понукали лошадей, а ближе к лесу, в лучах утреннего солнца, над посеребряным белоснежным снегом реяли хоругви и золотые стяги московского войска. Видать, Иван и взаправду решил помочь не своим даже, а чужим русским.
Спасибо Тебе, Господи, прошептал Хабар-Симский и перекрестился, по его щекам текли слезы безудержной радости.
5. Награда
Нижегородцы радостно встретили московское воинство, с хлебом и солью вышли встречать помощников своих. Потом похоронили, оплакали погибших и воротились к превычной, уже новой, жизни. Само московское войско прибыло во главе с великокняжеским братом Андремм Ивановичем, которому государь Василий всецело доверял и которому дал опасное, но великое дело прогнать неверных татар с русской земли. Когда только Иван, заручившись поддержкой и грамотой Хабар-Симского, въехал в Москву, его тут же окружили стрелецкие головы, связали, поволокли было в пыточную: мол, кто таков да откуда, как вдруг Иван достал из-за пазухи свернутый пергамент с боярской печатью как талисманом загородился им, воскликнул:
Вот грамота от Ивана Васильевича, воеводы нижегородского, к самому великому государю!
Его бы убили да только решили сперва доложить о том Василию Ивановичу. Великий князь через дьяка услышал о судьбе Нижнего Новгорода, еще пуще обозлился на казанцев. В тот же день собрал совет думных бояр, полдня спорили-рядили, как быть, последним высказался самый младший из государевых братьев, Андрей князь старицкий и волокамский:
Сдается мне, что Иван Васильевич просит о помощи супротив хана, надо бы помочь.
Вот и порешили, ответил государь, довольный младшим братом, ты и пойдешь вызволять Нижний Новгород от врагов, на то даю тебе указ мой и средства на сбор рати.
Зашептались недовольно старые бояре, по углам притихли, затаив злобу на Василия Ивановича, да делать было нечего: пришлось им, утаив жадность в душе своей, открыть сундуки, снабдить воинов всем необходимым. Долго ли сказывать, что основные расходы великий князь взял на себя?
Закончилось вече благословением митрополита на богоугодное дело избавления православной земли от иноверцев, к вечеру разошлись все по своим теремам, оставив в Грановитой палате тугие, гнетущие думы. Сам государь оставался в главной зале, изукрашенной золотыми узорами, поглядывал в резные высокие окна, с грустью задумывался о дальнейшей судьбе своей: чего ожидать, когда враги со всех сторон, словно цепные псы, кидались на его земли? Как защитить, сохранить то государство, которое с таким усердием построил его отец и за которое пролито столько крови не чужой а своей, русской? Надобно бы, пока не поздно, забрать у Речи Посполитой Смоленск исконно русский город, но ежели враг пришел с Востока не те христиане другой ветви, как ляхи да литвины, а народ дикий, безжалостный, веры арабов, только в отличаи от последних не такие образованные. И чего Мухаммедке не сидится у себя в Казани? Уж был бы смирный да тихий, глядишь, и подписал бы князь урусов мирный договор с ним, охранял бы купцов заморских, что издавна протопали дороги от Китая и Хорезма до Волги и Италии. Теперь стоит повернуть пушки и пищали в сторону Казанского ханства, развернуться спиной к заклятым врагам хитрым ляхам, что найно шлют заверения Папе в Ватикан в покорности и надежде перекрещения православных в католичество. А, пускай ждут, пусть надеются, да только не бывать сего на Руси, не бывать!