Леон снова целует сестру, заключает в объятия и шепчет на ухо: «Евангелистка Лени, приветствую тебя в Страстную Субботу, накануне Великой Пасхи!» Лени целует и обнимает Леона в ответ.
До неё доносится запах булочек с корицей мама обязательно печёт их к Пасхе. Непонятно, почему и когда так стало, но только всё своё детство Лени просыпается в Страстную Субботу с запахом коричных булочек.
Ну что ж, лимонного ягнёнка Леон любил его она будет делать сама. «Жаль есть как живой, сказочный, волшебный ягнёнок» говорил Леон. И Лени приходилось самой начинать варварское поедание. «Сначала лишим тебя наименьшего хвоста», и Лени отрезала мягкий, ещё не потерявший всего тепла бисквитный хвостик.
«Мама, говорит Лени, входя на кухню, что же ты с самого утра хлопочешь?» Фрау Фэнгер отвечает: не спится, занять руки нечем. Ещё бы. Лени знает, что покрывается на самом деле этим «нечем руки занять».
«Хорошо. Тогда я иду в магазин за яйцами и краской». «Да уж куплены», отзывается фрау Фэнгер. «Ты не позволяешь мне ничего делать, и я не приношу никакой пользы». Фрау Фэнгер усмехается: «Я знаю, что тебе эти хлопоты не слишком приятны». «Ты права. Но лимонный ягнёнок мой, не так ли?» «Разумеется, этого я у тебя отнимать не стану. Ты печёшь его со своих десяти лет». Лени целует мать в щёку и бросает, уже на ходу: «Я за цветами и венком». «А кофе?» «Выпью у дедушки. Заодно извинюсь вчера я ужасно себя вела, не так ли?» Фрау Фэнгер произносит тихо, будто в сторону: «Ты беспокойное дитя, Лени, совсем не такая, как твой брат». «Я знаю. Но Леон святой. А я нет».
Они никогда не говорят о Леоне в прошедшем времени условились об этом, не проронив ни слова. Поэтому и комната его остаётся без свечей и траурных рамочек, и нет запрета туда входить. Кроме большой семейной фотографии, сделанной в день, когда Лени исполнилось пятнадцать, в комнате Леона висит портрет Шекспира. Висит с незапамятных времён Лени тогда, должно быть, ещё не родилась. Но фрау Фэнгер редко заходит в комнату сына. Лени же любит бывать здесь, в этом пространстве, наполненном запахом Леона, его голосом, его книгами, его одеждой.
Лени разбирает кипы фотографий, которые делал Леон: в этой комнате вся их, брата и сестры, жизнь. Несколько сотен снимков, где Лени и Леон вместе; где Лени готовится поймать птенца, которого якобы сейчас выпустит Леон, где Лени машет Леону, зовёт его, улыбается ему, корчит рожицы, сердится на него, дразнит языком от обиды Сотни, сотни Лени и Леонов, связанных одним моментом. Нет. Это одна Лени и один Леон связаны сотнями, тысячами моментов других таких Лени и Леона нет во всём белом свете.
Поминки весь этот спектакль пять лет назад фрау Фэнгер играла для других. Так надо. Другие убеждали фрау Фэнгер: она привыкнет к этой мысли. Каждый год в День поминовения она ходит на могилу к Леону, чтобы не забыть, где теперь его новое пристанище, чтобы привыкнуть к мысли, что Леон больше не появится на пороге их дома. Сколько ещё это продолжится?..
Я знаю Леона целиком: его глаза, рот, нос, лоб его большие, всегда тёплые руки Если бы я ослепла, я пошла бы его искать в царство мёртвых если бы мёртвые не утрачивали тел я нашла бы его ощупью; по запаху; по голосу если бы могла слышать. Да, он бы только сказал слово не надо фразу, и я бы нашла его, моего Леона Я упала бы в его объятия, нет, я бы вцепилась в него, я вытащила бы его сюда, закрыла бы его у алтаря Шекспира, заставила бы читать сонеты, а сама падала, падала бы в его голос, испытывая несравнимый ни с чем трепет. ЛеонЛеонЛеонЛеонЛеонЛеонЛеонЛеонЛеон Я не знаю только одного твоей души: что с ней? Где была она, когда ты не смотрел на меня, когда не читал сонеты, когда не пил с нами кофе, когда не жалел лимонного ягнёнка под моим ножом, когда не разбивал со мной на спор алого яйца, когда я переставала удерживать тебя, Леон?..
Лени идёт по Небельфельду городу, для которого Леона больше нет. Солнце такое яркое, нестерпимо яркое, призывает не скорбеть, но радоваться. А ведь сегодня день скорби.
Яркие цветы в Пасху должны бы сами собой расцветать у дверей, пробивая каменистую землю, асфальт, брусчатку, в знак настоящего чуда. А их приходится покупать на рынке или в лавочках. Лени не знает, какие цветы понравились бы Леону будет выбирать, на какие глаз упадёт. Но едва заходит в первую цветочную лавку и видит океан цветов: роз, лилий, астр, гербер, тюльпанов и и и она вылетает прочь, она задыхается, она не понимает, к чему это всё. Мне не надо этих цветов, венков на дверях. Я не ощущаю никакого праздника. Пусть Леон придёт и принесёт букеты, думает Лени. В конце концов, это его обязанность выбирать цветы, или их с мамой, но никогда не её. И тащиться с венками по улицам как нелепо она будет выглядеть Ладно, ладно, я обещала, напоминает себе Лени, я сдержу слово