Кто такой?
Серёгин изогнулся так, что видел спину говорившего, и ответил, тоже стараясь казаться спокойным:
Серёгин я, Сергей Серегин, фотограф.
Откуда ты? последовал вопрос.
Из Енисейска.
Ну, тогда тебе не повезло.
Почему? удивился Серёгин.
Да потому что мы в Енисейск едем.
Рядом раздался глухой мужицкий гогот. Сергей тоже оценил шутку, насколько это можно было сделать со связанными руками, и продолжил:
Да нет, туда мне и надо, живу я там, мужики, развяжите руки
Но «спокойный» перебил его:
Где живёшь там?
Серёгин, чувствуя, что разговор мало-помалу налаживается, в тон собеседнику:
Да в центре, Ленина сто сорок, но договорить он не успел, лошадь под натянутыми вожжами встала, телега перестала трястись, скрипеть и, конечно же, тоже остановилась.
Оба мужика повернулись и уставились на него, перестал жужжать даже гнус, повисла такая тишина, что Серёгин слышал биение своего сердца.
Где живёшь? повторил вопрос тот, который хохотал, но сейчас в его голосе не было ни капли веселья.
Серёгин понял что-то пошло не так, что-то он сказал лишнего, и, медленно анализируя слова, проговорил:
В центре живу, у базара.
Мужики развязали, вернее, разрезали постромку между руками и ногами и посадили его на край телеги. Тут Сергей впервые увидел своих пленителей и уставился на них, пораженный колоритным типажом. Коренастые, ростом чуть ниже среднего, но ничуть не сутулые, с длинными граблеподобными ручищами. А мужики уставились на Серёгу, ожидая чего-то.
Дом там двухэтажный, большой такой дом, проговорил он, глядя то на одного, то на другого, ничего ни понимая.
Ну? спросили мужики, ну и причём здесь Владимир Ильич?
Какой Владимир Ильич? чуть было не спросил Серёгин, но вдруг как-то поперхнулся, закашлялся, что давало ему дополнительные секунды для раздумий.
В голове его в это время ураганом неслись мысли куда попал, что делать и, вообще, кто это такие, и причём здесь Ленин. «Наверное, секта какая-то, типа братья Ильича», подумал Серёгин и проговорил:
Владимир Ильич вождь мирового пролетариата, при этом глядя «спокойному» прямо в глаза. Он понял, что попал прямо в точку. Перевёл взгляд на «хохотавшего» и добавил:
Все силы и знания выполнению программы КПСС.
Но глаза мужика оставались серьёзными, лишь промелькнула там какая-то искорка, тревожная такая, и говорить, что верной дорогой идёте, товарищи, Серёгин не стал, итак много наговорил. Лишь добавил, день рождения у него двадцать второго апреля.
Дак ты что, товарищ?
Товарищ, товарищ, закивал головой Серёгин.
А зачем графом назывался?
Серёгин прокрутил в голове их знакомство и сообразил:
Не-е, я фотограф, товарищ фотограф. Я фотографии делаю.
Мужики переглянулись:
Карточки что ль?
Серёгин кивнул. Мужики снова переглянулись и отошли от телеги шагов на двадцать. Серёгин их не слышал, но зато у него появилось время оглядеться вокруг и рассмотреть своих пленителей. Телега была большая, двуосная, в задней её части была навьючена какая-то поклажа, там же к корме, за узду, привязана ещё одна лошадёнка, с искусанной паутами мордой и жутко грустными глазами. Она словно понимала, что сейчас решается чья-то судьба. Серёга тоже это понимал и, ненавязчиво поглядывая на мужиков, потихоньку разбалтывал узел на запястьях. Точно сектанты, из одежды на них не было ничего покупного: штаны, рубахи, всё самошитое, обутки и те были какие-то самодельные. На одном из них была короткая овчинная безрукавка, на другом тоже безрукавка, но из серого шинельного сукна. Волосы да и бороды их были нестрижены, да и нечёсаны уже, наверно, лет сто. Его наблюдения были прерваны вопросом:
А документы у тебя есть?
Да, в сумочке, сказал Серёгин и похолодел, сумочки с фотоаппаратом при нём нет.
Сумочка у меня была, синяя такая.
Да, хитрая торба, проговорил «спокойный», развязывая Серёгину руки.
Когда он закончил, другой мужик сунул сумочку прямо в руки Серёгину. Раскрыв сумочку, он с удивлением обнаружил, что в ней никто не рылся, всё лежало на своих местах, но зато от его внимания ускользнуло, с каким недоумением смотрели мужики на то, как он расстегивает замки на ремнях и молнию. Паспорт Серёгин им не дал, а вот удостоверение журналиста, ведь оно тоже имело и печать, и фотографию, было отдано в руки мужикам. Они отошли на несколько шагов и стали рассматривать, да так внимательно, что не заметили, как Серёгин достал аппарат и несколько раз их сфотографировал, попросту забыв, что он пленник и у него связаны ноги. Но тут ему развязали ноги и даже вернули удостоверение, очевидно, против прессы сектанты ничего не имели. Развязали и снова отошли шагов на двадцать. Снова начали спорить, изредка поглядывая на Сергея, а когда он встал, чтобы размять затёкшие руки-ноги, вообще отвернулись от него. Серёгин походил туда-сюда, погладил морду лошадке с грустными глазами и, уже не стесняясь, достал фотоаппарат. Скоро он услышал: