Со мною тоже случилось недавно не слишком-то располагающее к повышенной жизненной активности происшествие: возвратясь из очередной командировки, я не нашел в собственной квартире и следов идеологического брака: ни отпечатков, ни слайдов, ни негативов, -- все как короваязыком слизнула, -- впрочем, ничего больше тронуто не было: почерк Конторы. Я внутренне напружинился, ожидал вызовов, допросов, увольнения, чуть ли даже ни арестаили дурдома, -напружинился, поговорил по душам с Юною и собрался все-таки бороться, сопротивляться, -- сам не зная как, -- однако, из предполагаемых неприятностей не последовало почему-то ни одной! -- и все это вместе вдруг подломило меня. Не то что бы я особенно жалел о пропаже результатов многолетнего труда, я, может, даже скрытое, тайное облегчение почувствовал! -- они, результаты, чем дальше, тем более бессмысленными, никому не нужными представлялись в потаенном уголке сознания, и, надо думать, -- Герабылаправа! -- так до самой смерти не собрал бы я книгу окончательно и ни накакой Запад, конечно же, не отправил: не только из страхаперед Конторою, но и по ощущению тенденциозности и вечной неполноты, -- и все-таки подломилою
По две рюмки уже выпилось -- третья не лезет в глотку никому кроме Лариски; ящик бубнит поздравление Правительстваи Центрального Комитета; Мышкин хлопает шампанским; звенят куранты. С Новым Годом, дорогие товарищи! С Новым Счастьем! ОпасаЯсь быть раздавленными огромной, белоснежной, тундровой пустотою юниного стола, мы, когдаусаживались, подсознательно разобрались вдоль всей его бесконечной окружности и теперь не можем дотянуться друг до друга: чокнуться. Не можем -- ну и ладно!
В общем-то, порасобираться домой. Выждав для приличия еще минут пятнадцать, я киваю Мышкину: дескать, пойдем? (Дело в том, что Мышкин, согласившийся, наконец, проявить себя здоровым и вышедший из дурдома, все никак не может восстановиться в своем театральном: поначалу кумир Петровский вроде бы принимал в Мышкине самое горячее участие, и тот ходил с сияющими глазами и направо-налево восторгался учителем, но наповерку оказалось, что горячее участие является следствием гомосексуальных склонностей Петровского, анато, чтобы им соответствовать, морального релятивизмаМышкину покане хватает. Вот он и мыкается по приемным других театральных институтов и училищ, по коридорам и кабинетам министерств, апараллельно работает где-то дворником и живет у меня. Я однажды спросил его завечерним чаем: дело, мол, прошлое, авсе ж интересно: с теми буквами Ыоы как получилось? Кому выпал жребий умирать: тебе или мне? Мышкин покраснел, затрясся, и я почувствовал в воздухе запах Каширки, ладно, сказал и хлопнул женишкапо плечу, успокойся. Забудь.) Так вт, Мышкин живет у меня, и я киваю ему: поедем, дескать, но Юнаперехватывает кивок: езжайте один. Он обещал рассказать сказочку перед сном. Я вопросительно смотрю наМышкина, тот смущенно улыбается, подтверждая: ничего, мол, не поделаешь: действительно обещал. Не знает он, что ли, недавний этот девственник, что наюнином языке означает слово сказочка? -- скорее, просто моральный релятивизм прибывает в Мышкине не по дням, апо часам, так что можно надеяться, что в самом скором времени Петровский восстановит-таки горемыку.