Осень рождала некоторые иллюзии в Еремееве ему хотелось повспоминать тёплые вечера, уходящую жару, те приятные и загадочные сумерки. Густые сумерки с густой тёмно-зелёной листвой. Тогда было хорошо: листва была пространством, сумерки светом, люди кораблями, и всё это создавало систему космическую ли, летнюю ли?
Иллюзии не мешали идти наоборот, заставляли. Точнее тянули, поднимали и вели. Из-за них, наверное, Еремееву не был страшен тяжёлый воздух. Он вспомнил ещё и летний дождь самый лучший из дождей. Ибо этот дождь, который оживляет всех и всё, шумом своим, мощью своей перекрывает внутренний дождь грустных людей, и Еремеев знал это. И ему хотелось, чтобы сейчас пошёл такой дождь, потому что вокруг было много грустных.
Еремеев сел в автомобиль. Он сказал слова приветствия шофёру, назвал ему своё имя и крепко пожал ему руку, как новому другу. Здания стали плыть за окном волнительно, криво, разворачиваясь, отдаляясь и приближаясь. Поворот и Еремеев чувствовал свободу, улица расширялась. Выехали на мост. Мост обнял автомобиль и вода очень приблизилась. За мостом, тоже у самой воды дворец. Автомобиль остановился на площади. На площади была толпа особенная толпа из туристов, экскурсоводов и городских путешественников.
Оказавшись рядом с дворцом, Еремеев захотел взглянуть на него как бы в первый раз. Будто он турист. Но не получилось дворец тоже был другом Еремеева, даже могу сказать: лучшим другом. Мы разве можем вновь познакомиться с лучшими друзьями?
Вдруг начался дождь. К сожалению, не летний морской. Он не был солёным, но цвет его, тяжесть его, томность, всё это приближало дождь ливень к состоянию морской бури. Еремеев был без зонта, в одном плаще, но не торопился скрываться от воды. Вода, знал Еремеев, жизнь. Другие люди укрывались, утеплялись, ускорялись и исчезали. Некоторые из них тоже были друзьями Еремеева и предлагали ему зонт, но он отказывался.
Минут через семь Еремеев взглянул на часы: пора. Он направился к жёлтому зданию, на встречу.
Его уже ожидали высокий человек с тёмными глазами и ровным взглядом. Или лучше с ровными глазами и тёмным взглядом. Потому что глаза хоть как-то можно было определить, а взгляд нет. Было смешно разве могут эти вещи существовать отдельно?
Высокий человек был удивлён промокшему виду Еремеева, но Еремеев всё объяснил. Оказалось тоже смешно. Они пошли по длинному коридору вглубь, вдаль, вместе, ровным шагом. На стенах картины, на картинах вожди. Не только одной страны, не только одного периода или эпохи вожди истории. Те люди, которые за собой историю ведут, как собаки-поводыри слепых. И за этими вождями слова, идеи, идеологии, идиомы, слова, люди. Слова и люди вот где хранятся вожди. Ещё на картинах, но больше нигде. Еремеев думал об этом и хотел начать про это беседу с высоким человеком, но опоздал подошли к нужной двери.
За дверью большой зал. Большой зал с пустым круглым столом. Точнее, пустой зал с полным столом, потому что вокруг стола всё сосредоточено. Все девять человек вокруг стола. И им кажется, думал Еремеев, что весь мир тоже вокруг стола. И в пиджаке. Таких застольных друзей Еремееву иметь не хотелось, но он всё равно пожал всем руки, назвал своё имя.
Начались вопросы: вопросные вопросы о вопросах. Долго очень, бессмысленно очень и очень скучно. Еремеев нашёл себе развлечение придумал каждому пиджаку новое имя. С пиджаками и их хозяевами стал сочинять сюжет. Получилось интересно. Получилось даже несколько уровней, но Еремеева отвлекли. Спросили опять вопрос: что делать? Точнее спросили, конечно, уточнили, но по смыслу исключительно это. Еремеев тоже ответил вопросом: а что дальше? Он назвал пути планового и внепланового развития, корреляцию общих процессов, но по смыслу исключительно это. А что дальше?
А дальше встреча закончилась. Мир стал чуточку шире больше, чем круглый стол. Люди стали расходиться, ещё о чём-то договаривались. Кто-то предложил подвезти Еремеева, но Еремеев отказался торопился. Пешком было быстрее.
Уже стемнело. Точнее, свечерело. Потому что стемнеть может в деревне, в лесу, в поле, а в городе, к сожалению, ночь светлее дня. Поэтому определение по времени уже был вечер. Еремеев с благодушием вспомнил деревенские ночи. Ночи смольные, иногда свежие, иногда душные, летние. Дождь к вечеру перестал, иссяк. Но стало холоднее жить стало лучше, потому что холод загоняет в дом. А дома в городе часто лучше, чем на улице. И Еремеев знал про это, и торопился домой.