Какие-какие процессы? переспросил Колька.
Диффузионные. Это когда все пузырьки отойдут. А Володька, видно, поторопился или таблетки перепутал.
А можно мне рецептик записать? Колька вынул из верхнего ящика стола дежурный журнал.
Я тебе запишу! цыкнул Мирон. Я тебе так запишу, что мать родная не узнает!
Нарастающее напряжение снял Термометр. Он запрыгнул на скамейку, где сидел Кондратий, и, упершись передними лапами в край стола, всем своим видом показал, что готов разобраться с почти нетронутым закусоном.
Ну что, Бегемот, уже прижился тут? Кондратий погладил кота по голове, нацепил на вилку кусок колбасы и поднес к его морде.
Кот, аккуратно помогая себе лапой, определил серо-розовый полукруг в то место, где ему надлежало быть.
Какой он бегемот? хохотнул Колька. Он скорее крокодил! Бегемоты они ведь траву едят, а этому все колбасу да мясо подавай.
Колька был доволен, что ему удалось блеснуть своими познаниями, ведь у него по зоологии, в отличие от литературы, была твердая «тройка», а еще он никогда не пропускал свою любимую телепередачу «В мире животных».
Молча допили оставшееся.
Ну, все! сказал Мирон, которого тяготило общество Кондратия. Помянули, и хватит работать надо.
Но гость ловко подхватил пустую бутылку со стола, и тут же, как по мановению волшебной палочки, на ее месте оказалась полная.
Это на вторую ногу, пусть Володька там не спотыкается.
Колька, видя сомнения старшего по смене насчет продолжения мероприятия, решил продолжить разговор на заинтересовавшую его тему потусторонней жизни.
Слышь, Кондратий, а чистилище это вроде нашей бани, что ли?
Да есть что-то схожее, Кондратий налил еще по полстакана. Безгрешных людей не бывает. Только к одним грехи как бы снаружи налипают, а другие насквозь ими пропитаны! Там и распознают, у кого, значит, как.
Светлые-то души отмываются, а темные их ничем не отмоешь. Потом, Колян, сам все узнаешь, а сейчас живи и радуйся. Пока молодой, баб не пропускай да водку в меру потребляй эти грехи отмоются.
Снова наступило молчание. Кондратий поднял стакан:
Ну, вздрогнули!
Все выпили, и «голубь мира» полетел с благой вестью в их души. Термометр дожевывал очередной кусок колбасы. Глаза его сегодня горели неестественно ярко, и казалось, что он внимательно прислушивается к разговору. У Мирона и так весь день было какое-то нехорошее предчувствие, а сейчас тревога стала нарастать еще больше.
Пойду проверю паровой, подумал он, но ноги его словно окаменели. Неужели так повело? Это с двух-то стаканов?
Колька, сказал он, сходи-ка проверь подпитку. Сейчас Петруха Морозов и Ванек Угрюмов мыться придут, так приоткрой так, чтоб им горячей воды на все принчиндалы хватило.
Я это мигом! гоготнув, ответил напарник и не совсем уверенным шагом направился в дальний угол котельной.
Какие-какие процессы?
Мирон перевел взгляд на Кондратия ну не нравился ему этот мужик, хоть убей! Эти серые ногти на руках, грязноватые волосы, шляпа, которую он никогда не снимал.
Интересно, почему у него шляпа не спадает даже тогда, когда он наклоняется? И чего он так странно ерзает, когда садится? Мирон еще внимательней посмотрел на Кондратия.
В голове вереницей крутились вопросы, но задавать их он не решался.
Ну что, сказал непрошенный гость, давай говори, что спросить-то хочешь. Я же вижу, что хочешь, только стесняешься.
Мирон пытался сконцентрироваться и подобрать слова, но вдруг выпалил:
Ты зачем здесь?
За тобой.
К-к-ак это за мной? Мирон даже чуть заикнулся.
На работу хочу нанять.
Куда это на работу?
Туда, Кондратий показал себе под ноги.
Мирон хоть и подозревал что-то неладное, но не до такой же степени. По большому счету, ни в Бога ни в черта он не верил.
Дурит Кондратий! мелькнуло в голове. А если нет?
Мирон был в растерянности.
Лучшая оборона нападение, это он знал с детства. И тут ему припомнился гоголевский «Вий»:
А как я тебя сейчас перекрещу?
А ты попробуй, засмеялся Кондратий.
Мирон вновь попытался приподняться из-за стола. Ноги совершенно не слушались, однако голова была достаточно ясной. С большим трудом он все же привстал и изобразил некое подобие креста: