Ну а вдруг как Гнедыш в деревню вернулся? оживился хорунжий. Наведи чары верни мне коня!
Недостойно меня конокрадством заниматься!
Какое ж тут конокрадство? Это ж
Нишкни, дурак! цыкнул колдун. Гнедой твой, если вдруг и приблудился, то мужичками уже так пристроен, что его днём с огнём не сыщешь. Хотя, скорее всего, конь сгинул в болотах Ты просто так сходи, узнай новости, может, и нет уже никакого заговора на пшик изошёл. Или же кат давно окоротил крамольные мысли вместе с головами.
Да ты что! взвился Ахайло. Отборная дружина это сила!
Угу, кто ж спорит? Пчельню разорять, курятники изничтожать тут много ума не надо, невесело усмехнулся волхв, затем лицо его стало серьёзным, а взгляд пронзительным. А куры со страху околели, петух сам не свой, да и у дворовых потрясение нешуточное, который день уже на глаза не показываются! Ещё, чего доброго, по кикиморам подались! Собирай потом их кости по кочкам Придётся тебе, милок, должок отработать!
Хорунжий хотел возмутиться, мол, его долг перед родиной тебя, чудодея строптивого, побыстрее в город доставить, а не курятники чинить, но выражение глаз отшельника не позволило. Потому дружинник потупился красной девицей и спросил:
А что делать-то надо?
Прикатишь мне бочку навоза из деревни.
В комнате повисла тишина, впрочем, тут же разразившаяся воплями Ахайла:
Да чтоб я! хорунжий отборной дружины! как холоп какой! с навозом?!! Да ты что, пень трухлявый, об сосну с утра ударился?!!
Поморщился от крика Отес, вздохнул и скосил на витязя глаза. Зрачки его вытянулись вертикально, и затуманилось у хорунжего в голове, будто вина хлебного перебрал.
Что ж, не хочешь по своей воле, будет по-другому, пробормотал затворник, сунул ему в руку медную полушку и наказал: Давай, служивый, одна нога здесь, другая там. И чтоб к вечеру навоз был тут. Всё уяснил?
Ахайло, преданно глядя в жуткие глаза чародея, кивнул. Все мятежные мысли куда-то улетучились, и он твёрдо знал лишь одно притащит к вечеру бочку с навозом и будет ему счастье. Дружинник развернулся, выбежал из дома и, по большой дуге огибая пасеку, устремился в сторону деревни.
Отес вышел следом, проводил посланца взглядом и направился в лес, к болотам. Не гнедого служивому искать, разумеется, или, тем паче, Сивку Горбатого выманивать из чащи или, что ещё непотребнее, призывать кого-нибудь из полканов. Просто ему позарез была необходима матёрая змея. Уж, живущий в подполе, для задуманного не годился нужно уговорить помочь гадюку-матушку. Да и, кроме того, о пропитании тоже озаботиться не мешало.
Вскоре из чащи выскочил самец косули с расширенными от ужаса глазами и мордой в пене. Он с разгону шарахнулся башкой об угол терема и упал замертво, любезно проломив себе череп. Колдун не любил убивать собственноручно, а запасы мясца время от времени таки приходилось пополнять.
* * *Два путника один постарше, борода с проседью, второй вьюнош с редкой порослью на лице, одетые в тёмные пыльники заморской ткани, подошли к придорожной корчме. У пожилого через правое плечо была перекинута сума из прочной левиафановой кожи, а в левой руке посох, младший же шёл налегке.
До Крамена оставалось ещё вёрст пятнадцать, но жара доконала обоих окончательно. Странно это, конечно, что в конце лета Солнце который день с самого утра палит так нещадно. Да и оживлённый некогда большак, добавляя непонятности, был совершенно безлюдным. Молодой путник не придавал этому значения, а вот тот, который ему в отцы годился, недовольно хмурился.
Перед входом старшой снял с плеча суму, которая при этом резко, будто сама по себе, шевельнулась, перехватил её в правую руку, толкнул посохом дверь и вошёл в корчму. Младший отёр с лица пот и последовал за ним.
Внутри было сумрачно, душно и тоже пусто.
Эй, есть здесь кто?! крикнул старший, кладя ношу на лавку, но ответа не дождался и обернулся к спутнику со словами: Вымерли все тут, что ли? Или здесь, Ахайло, всегда так, а то я давно в люди не выбирался?
Хорунжий отборной дружины, отрастивший по совету отшельника бородку, чтобы в нём не сразу признали крамольника, если заговор всё же провалился, растерянно пожал плечами.
Да вроде дюжинная корчма была. Помню, весной, когда возвращались с
Его перебил звук хлопнувшей двери, а спустя несколько мгновений перед путниками объявился низенький толстячок с беспокойным лицом. Окинул их взглядом маленьких, неопределённого цвета глазок, и недружелюбно произнёс: