Громовержец не принял жертвы, сильно разгневался и напустил на людей дождь. Огонь от дождя увял и погас. Люди в отчаянии снова принялись тереть палку о палку, но палки были мокрые и Огонь не рождался. А потом дождь перестал и вернулся мороз. Все люди превратились в ледяные статуи. Так племя Зыть перестало быть
Терещенко умолк также внезапно, как начал. Глаза его закатились под лоб так, что не видно было зрачков.
Чего это он? пробормотал изумленный Васильев.
Прорицает, ясное дело! со знанием дела отозвался Федотыч, Ты понял, что к чему?
Нет
Да всё просто: жертву надоть принести, да такую, чтобы Лесному богу была угодна!
Жертву?! Лесному богу?!
Ну, да!
Васильев впал в нешуточную задумчивость. Какой-такой Лесной бог? Где его искать? И что в жертву приносить? В голове, тем не менее, родилась мысль: а что, если принести в жертву гордыню и немножко служебного долга? Пойти завтра к Комарихе в одиночку (от бойцов все равно никакого проку, в овощи превратились!), без оружия! По хорошему, в общем. Может, допустит до разговора?
Так и сделал. Переночевав у Федотыча на сеновале, спрятал пистолет под стрехой и отправился в путь. Двенадцать верст по утреннему холодку преодолел легко, даже сам удивился. Ни медведей, ни волков не встретил. К десяти часам утра вышел к избушке, около которой увидел женскую фигуру в черном платье и платке.
Здравствуйте! поклонился старлей, сняв фуражку.
Здравствуй и ты, отозвалась Ирина нейтральным тоном.
Васильев не стал мяться и ходить вокруг да около.
Вопросы у меня к вам есть.
Ирина подошла ближе.
Ну, так спрашивай!
Вопрос первый: как вас зовут?
Ирина Васильевна Красавина.
Э-э ага Ирина Васильевна, пятнадцатого июня Демьян Пастухов по вашей э-э просьбе выкопал тело захороненного накануне заключенного. Верно?
Верно, подтвердила Ирина.
Он был мёртвый?
Мёртвый. Ни дыхания, ни сердцебиения.
И вы забрали его сюда, к себе?
Да.
Зачем, позвольте спросить?
Чтобы оживить.
Васильев потерял дар речи.
Я его умыла, помолилась, он и ожил на другой день, просто сказала Ирина.
Ожил ага Джим Тики?
Да, Джим Тики. Новозеландец.
Васильев, весь потный от услышанного, сглотнул комок в горле и выдавил:
А где он сейчас?
Ирина пожала плечами:
Ушел! Перезимовал и ушел. Куда сказать не могу.
Васильев открыл было рот, чтобы попенять ей: почему, дескать, не донесла о беглеце властям, но одумался и рот захлопнул.
Спасибо, Ирина Васильевна, вы мне очень помогли.
Ирина резко повернулась и ушла в избу.
Старлей постоял немного, потом тоже повернулся (по привычке, через левое плечо) и побрел в Масловку.
До Омска он с бойцами, пребывающими в ступоре, доехал опять на товарняке, на этот раз в пустом вагоне. Бойцам было все равно, сидели, где их посадили, а Васильев мучался на голых досках, не мог уснуть всю ночь. Утром, весь помятый, небритый и мучимый голодом, прибыл в Управление. Секретарша-ефрейтор при виде его тихо ахнула.
Дождавшись разрешения, старлей вошел в кабинет Короткова и равнодушно поприветствовал начальство. Начальство слегка напряглось, ибо старший лейтенант выглядел необычно: взгляд вялый, голос монотонный. Никак не орел-сокол, как положено красному командиру!
Разрешите доложить, товарищ подполковник?
Докладывай! кивнул тот.
Факт незаконной эксгумации трупа Джима Тики подтвержден. Труп был доставлен на зимовье в двенадцати верстах от деревни Масловка, где проживает Ирина Васильевна Красавина, известная также, как бабка Комариха. Она подтвердила, что труп был мертвый: ни дыхания, ни сердцебиения. На следующий день труп был ею оживлен
Что?! Ты что мелешь, старлей?! вскинулся подполковник, давясь дымом папиросы.
Не обращая на вопль внимания, Васильев продолжил:
Труп был оживлен и жил у Красавиной всю зиму. Весной ушел. На вопрос «куда?» ответ был дан такой: «Перезимовал и ушел. Куда сказать не могу». Процитировано дословно. Понимать можно двояко: не может сказать потому, что не хочет, или не может сказать потому, что не знает.
Где она? Задержал? Привез? громово рявкнул Коротков.
Никак нет. Осталась там, на зимовье.
Подполковник налился дурной кровью и завопил:
Да ты что-о?! Да как ты смел?! Я ж тебя Ёпэрэсэтэ!