Джим растерялся. Такой вариант они с Ириной не обсуждали, и ни новую легенду, ни новое имя не придумали.
Я Иван, начальник, пробормотал он первое, что пришло в голову.
Откуда? подозрительно прищурился милицейский.
Север-север, однако. Далёко! выкрутился Джим и показал пальцем на восток.
Иван, ха! А фамилиё-то есть? не отступал пришелец.
Тики от волнения Джим назвал собственную фамилию и помертвел: вот, сейчас его скрутят и отправят в лагерь!
Справку от председателя артели имеешь? уже более миролюбиво продолжал милиционер.
Нет понурился Джим.
Смотри, Ваня! Это нарушение! Коли уходишь с места прописки, справку обязательно бери! А то, знаешь, и в кутузку загреметь недолго! Понял, что ли?
Понял, начальник!
Проявив, таким образом, бдительность и служебное рвение, милиционер отодвинул бездокументного нарушителя с тропинки и потопал в избу, долго стуча валенками на крылечке, чтобы отряхнуть снег.
Джим перевел дух. Русский язык он уже понимал достаточно хорошо, чтобы уловить суть угрозы. Правда, со слов Ирины он знал, что в тайге никто не имеет ни паспортов, ни других документов, если не считать таковыми справку от председателя колхоза или артели, написанную, как правило, на простой бумаге корявым почерком и заверенную неразборчивым оттиском печати. Обычно справка требовалась, если нужно было сходить в город. Нужно было показаться, ну, очень подозрительным, чтобы при отсутствии такого документа кого-нибудь арестовали. И тем не менее, лучше не попадаться. Или есть другое мнение?
Наступил апрель. Солнце пригревало, сугробы, в марте покрывшиеся толстым настом, стремительно оседали. Ручей, не замерзавший всю зиму (из-за ключей, бивших со дна) вздулся втрое и побурел. Воду теперь приходилось отстаивать всю ночь, и наутро сливать с осадка. Осадок иногда был в ладонь толщиной. Пациенты теперь приходили редко, всего один-два раза в неделю. Распутица!
Джим, освоившийся в тайге за долгие девять месяцев, однажды отошел от избы довольно далеко, мили на три. Просто погулять, размять затекшие мышцы. На полянах снег уже полностью растаял, и идти было легко. Внезапно он услышал неподалёку какую-то возню и взмыкивание. Осторожно направившись на звук, вскоре вышел к болоту и увидел провалившегося в грязь молодого лося. Бедняга уже погрузился по самое брюхо и отчаянно пытался выбраться на твердую почву. Передние ноги его молотили по грязи, но безуспешно, он только всё больше выбивался из сил. Лиловый глаз, налитый ужасом подступающей смерти, уставился на Джима. Джиму стало нехорошо, замутило. Но помочь животному было невозможно, кроме как облегчить, в смысле, прервать его муки. Подумав, Джим свалил топором несколько елок и аккуратно положил их в болото. Пройдя по ним, не колеблясь, ударил лося топором в лоб. Вернувшись в избу, взял веревку. Закрепил добычу за шею, завел веревку через толстый сук стоявшей на краю болота сосны, как через блок, и, потихоньку, вытащил тушу на берег. Освежевал, провозившись до чуть не до заката (ибо опыта не было!), разрубил на части. Пыхтя, дотащил задок до избы.
Молодец! похвалила Ирина, Охотник! Добытчик!
Затем заставила подробно описать произошедшее по русски. Это было потруднее, чем из болота лося тащить! Но Джим справился. Он уже говорил по русски бегло, только путался в склонениях и спряжениях. Угнетало также отсутствие артиклей.
Неплохо, совсем неплохо! Зачет! улыбнулась Ирина, На ночь прочтешь десять страниц из «Капитанской дочки».
Джим в ту ночь осилил только восемь страниц. Не выдержал, заснул сильно устал, потому что
К маю снег лежал только кое-где в распадках и оврагах. Пациенты рассказали, что реки вскрылись. Стало быть, наступило лето! Джим с нетерпением ждал возвращения лесника. И тот пришел! Принес подарки: Ирине пушистую кошку Мурку, красивого трёхцветного окраса, а Джиму сапоги, телогрейку, спальный мешок и замшевые тунгусские штаны.
Моя прелесть! ворковала Ирина, тиская мурлыкающую кошку, Да ты, кажется, в положении?
Так точно, скоро котят ждите! авторитетно подтвердил Оболенский, В компании веселее!
Вот уважили, так уважили, Леонард Михайлович!
Бросьте, сударыня! Хоть малую радость вам принес в благодарность за ноги!
Да, кстати, как ноги-то? посерьёзнела хозяйка.