Пропажа вагона обнаружилась только утром. Искали, конечно, только, где их искать в тайге? М-да, сорок два беглеца Васильев чудом сам тогда на нары не угодил! Звезду сняли, эх! Накрылось майорство Правда, начальником конвоя оставили на такую важную должность любого-всякого не назначишь, тут преданность Партии нужна, неподкупность и практический опыт руководства.
Смотри, старлей, предупредил перед рейсом подполковник Жулябин, показывая огромный волосатый кулак, Ежели опять обосрешься, то лично выведу тебя в чистое поле, поставлю мордой к стенке и пущу пулю в лоб! Чтоб никаких безобразий!
Так точно, товарищ подполковник! Никаких безобразий!
«Ещё всего четверо суток и на месте!» прикидывал Васильев, прожевывая картошку с тушенкой, «Слава Труду, никаких ЧП. Муха не проскочит, мышь не пролетит! То-есть, тьфу! Наоборот! Эхма! И спать хочется, и Родину жалко Надо бы ночью пройтись по составу с внезапной проверкой»
В дверь постучали. Проворно убрав компрометирующую командирский авторитет бутылку, старлей буркнул:
Ну?!
Вошел старшина Убей-Конь, могучий сибиряк. Козырнул.
Товарищ капитан старший лейтенант! Похоже, в пятом вагоне тиф!
Блин! Пятый за сегодня! расстроился начальник конвоя, Точно?
Похоже, товарищ старший лейтенант. Фельдшерицу бы послать, убедиться.
Тиф, конечно, представлял собой большую неприятность. Придется тащить больного в лазарет, рапорт писать. Только это на начальнике конвоя никак не отразится! Вина не его, а тех, кто этап отправлял не провели должным образом санитарную обработку! Значит, краснодарцам и отдуваться.
Значит, так: тащи его в лазарет. Таня там и осмотрит.
Военфельдшер Таня, могучая краснощекая полтавчанка, являлась предметом тайной страсти Васильева, женатого, но, несмотря на это, надеящегося на взаимность. Однако дама сердца на ухаживания не поддавалась, несмотря на щедрые подарки тушенку, сгущенку и духи «Красная Москва».
Замуж хоть завтра, а вот так, без ЗАГСа, я не согласная! рассудительно объяснила она, когда Васильев, используя служебное положение, неделю назад попытался прижать её прямо на рабочем месте.
Чуть руку не сломала во время объяснения! Развод же с женой Алевтиной был совершенно невозможен: за аморалку выговор по партийной линии влепят, а то и вовсе из Партии исключат, припомнив прошлые грехи! Тогда не то, что, а вообще! Что делать, а? Видит око, да зуб неймет
Есть тащить в лазарет! гаркнул Убей-Конь, заставив командира вздрогнуть.
Старшина вернулся в вагон Джима.
Ты и ты! Берите этого и тащите в лазарет! указал он толстым пальцем на Никешу и Варнаву.
А, может, и я пособлю, а, начальник? подал голос Жухлый, Он здоровый, однако!
Ладно, хрен с тобой, согласился старшина.
Вообще-то, таскать больных должны были бойцы конвоя, а никак не зэки, но зачем подвергать товарищей заразе во первых, и тяжкой напряге во вторых?
Служебная инструкция была нарушена
Воры потащили Джима на одеяле в лазарет через пять вагонов.
Тяжелый, зараза! пыхтели они, периодически останавливаясь и вытирая потные лица, Прямо, кабан какой-то!
И в изобилии присовокупляли междометия и выражения, призванные усилить содержание эмоционально.
В лазарете Джима осмотрела Таня.
Сыпной тиф, заключила она, Раздевайте и кладите на койку. Одежду сожгите.
Джим ничего этого не слышал, равно, как не почувствовал укола вводимой ему камфары. В его сознании метались летучими мышами демоны и неясные тени.
Отдуваясь, уголовники покинули купе. Старшина скомандовал:
Руки за спину! Пошли!
И тут же получил заточенный гвоздь в сердце! От Жухлого! Могучий сибиряк упал без вскрика.
Давай, быстрее! поторопил сообщников Никеша, оглядываясь по сторонам.
Конвой два бойца находился в тамбуре и ничего не видел. Пока.
В три секунды с трупа старшины сорвали форму, которую надел Никеша прямо поверх собственной одежды, ибо сильно уступал покойнику размером. Оружия не было, потому, что по уставу не положено с оружием сопровождать заключенных, но это было не так важно.
Надвинув фуражку на лоб, Никеша двинулся в сторону, противоположную той, откуда они пришли. Впереди, изображая покорных зэков, шли Варнава и Жухлый. Вот и дверь тамбура, за которой конвой. Стукнув условным стуком, Никеша заорал, как это делал покойный старшина: