Посмотрите, как перечисленные вами роли плотно завязаны на отношениях с социумом, вещал профессор. А мы стремимся уйти от подобной зависимости, вычленить ту часть вашей личности, которую вы сможете развивать обособленно. Итак, думаю, не ошибусь, если многие указали следующие роли: родственные и профессиональные связи.
Я опустил глаза в блокнот. Первой строчкой значилось: «сын». Почему я написал именно это? Не «человек», не «студент», а «сын»? Неужели для себя самого я, прежде всего, лишь сын своего отца? И мои попытки отделиться от него тщетны. Если вдуматься, бунт против него такая же зависимость, как и послушание. Я должен поступать так, как мне хочется, а не так, чтобы его задеть, досадить ему или что-то доказать!
Я украдкой заглянул в записи Миллы. Она написала первым: «женщина». И тут же заключила слово в виньетку из розочек. Ну, ясно, с самоопределением у нее проблем нет. Несмотря на наличие бой-френда (чей единственный недостаток, как я понял, заключался в неприязни к курильщикам), Милла постоянно утверждала свою женскую власть над всеми мужчинами, что попадали в поле ее зрения. Почти все парни нашего курса ходили за ней свитой восторженных поклонников. Даже профессор довольно покряхтывал, добавив елея в интонации, когда она отвечала на лекциях. Только Левандовский оставался полностью безразличен к ее чарам, что Миллу изрядно бесило, а меня веселило. Знала бы она, что он сохнет по Халле! Но делиться тайнами я не спешил.
Что касается меня самого, то мне нравилась ее компания: Милла брала не только броской красотой, она еще была остра на язык и непробиваемо уверена в себе, а это всегда притягивает. Но влечения я к ней не испытывал, и это избавляло от многих сложностей. Милле довольно было того, что мы слегка флиртовали и более обстоятельно обсуждали способы преодолеть никотиновую зависимость, а мне ее прямота импонировала куда больше, чем вздохи и тоскливые взгляды других девушек курса.
Милла дочь весьма обеспеченных людей, выросла в неге и достатке, ни в чем не испытывала нужды, и потому, как я предполагал, в число подозреваемых не входила. Мотивом, подвигнувшим ее на обучение в институте, была все та же зависимость: уж больно много конфликтов возникало между ней и ее парнем на почве ее курения. Дело в том, что у Миллы курила мать, и она сама пристрастилась к этому еще в двенадцать лет, не видя в том бунта или протеста. Просто из интереса. Вряд ли подобные сложности заставили ее травмировать людей, тут даже итогов теста ждать не приходилось!
Зато появился явный подозреваемый, пятый из тех, кого не было в первые дни. И, к моему большому недовольству, им оказался Анджей, один из гостей на дне рождения Висы. Тот самый, которому моя рассеянность в выборе настольной игры спутала планы по завоеванию девичьего сердца.
Мне сразу не понравилось, с какой настороженностью он воспринял мое присутствие в аудитории. Но, преодолев первый ступор, не стал делать вид, что мы незнакомы, приблизился. Руки, правда, не протянул.
Привет. Э Марек, да?
Да. Э Анджей, верно?
Я сознательно вернул паузу, ведь видно же было, что он прекрасно помнит, как меня зовут. Более того, не удивился бы, если бы мое имя он упоминал в проклятиях в тот злополучный вечер, когда рухнули его планы. Впрочем, я, по-прежнему, считал затею с признанием в любви через карточку в настолке дурацкой, потому сожаления не испытывал.
Так ты, стало быть, тоже из наших?
Да, но ведь трепаться об этом не стоит, верно?
Надеюсь, ему хватит одного намека. Меньше всего мне улыбалось, чтобы Виса узнала, что я студент непонятного института эмоций. Я уже успел понять, что при любом упоминании о психологии, обыватели напрягались и сразу искали подвох в словах и действиях, совершенно напрасно считая, что могут стать объектами воздействия. Виса, конечно, девушка умная, но мне ни к чему дополнительные сложности, которых и так хватает в наших еще толком не завязавшихся отношений. Главной сложностью оставалось то, что пришла пятница, а обещанного в понедельник звонка так и не случилось. Я уже устал магнетизировать телефон взглядом!
Ясное дело, кивнул он и двинулся за свою парту.
Но, если первую настороженность можно было списать на то, что он не ожидал увидеть меня здесь, то дальнейшее его поведение вызвало больше подозрений. Во время лекции Левандовского, в традиционных занятиях с карточками мы попали в одну тройку. Не знаю, было ли это заметно для остальных, но, как я понимаю, за неделю я перебывал в тройках почти со всеми. Ясно же, что подобное общение способствует тому, чтобы узнать друг друга лучше.