И через год, об этом же дне:
Мама, помнишь тот день, когда мы ушли от папы? Мы ехали на такси на новую квартиру, потом зашли в магазин, и ты купила мне пакет чипсов? Так купи мне сегодня чипсы этой же фирмы!
И никакого драматизма в поведении, а в душе?
Шурик, я приехала к вам всего на месяц, а тебя все время нет дома, ты то на улице бегаешь, то у друзей сидишь, огорчалась гостившая у нас бабушка.
Как ты не поймешь, пытался объяснить ей Шурик, я могу гулять с друзьями, но для меня так важно знать, что ты ждешь меня дома.
Завтра он пойдет защищать тот дом, которого никогда у него не было. А может быть, все-таки, был?
Школьный психолог объяснял родителям, что сегодня дети, живущие в неполных семьях, более распространенное явление, чем ребенок в традиционно крепкой семье.
Мне надо было поддержать детей, живущих в нестандартной ситуации, рассказывал он со смехом, в начале я полагал, как и вы, что это дети, пережившие развод родителей, взял список класса, и что вы думаете, только трое из сорока живут в нормальной семье! Так кто же оказался в нестандартной ситуации? Эти трое! И психолог захохотал.
Я тогда тоже заставила себя улыбнуться. Очень хотелось, чтобы психолог оказался прав.
Я второй раз вышла замуж. Дочь мужа, Лера жила с нами.
Мама, как-то спросил Шурик, а если родится еще один ребенок, кто будет его отец?
Услышав, что, скорее всего, это будет мой второй муж, он страшно огорчился:
Бедный ребенок, на выходные я поеду к папе, Лера уедет к своей маме, а ему даже и поехать будет некуда.
Со школой отношения не складывались с самого начала.
В первый же день он зашел не в свой класс, да так и просидел все занятия с другими детьми и учителем
На уроках математики мог складывать и вычитать, только если после цифры стояло слово «шекель».
Сколько будет три плюс четыре?
Не знаю
Шурик, подумай, я хочу тебе дать три шекеля, а папа четыре. Сколько денег будет у тебя в кошельке?
Семь шекелей, мама, а ты не можешь дать больше?
В третьем классе, в самом начале учебного года, он вдруг продал все учебники. На вопрос, зачем он это сделал, по-взрослому грустно сказал:
Деньги нужны были.
Но ведь учебный год только начался, как же ты будешь без учебников, спросила я.
Мама, кто же их купит в конце года? справедливо заметил Шурик.
Меня часто вызывали в школу.
Учительница думает, что я не делаю домашние уроки, объяснял Шурик и ни разу не ошибся.
«Что он понял из уроков истории и обществоведения о том конфликте, в котором будет вынужден принимать участие с завтрашнего дня»? спросила я себя.
Родительское собрание. Раздали оценки за первое полугодие. Шурик возмущен низким баллом по истории, тянет меня выяснять отношения с учительницей. Врывается в класс. Глаза горят, уверенный голос:
Я ответил на все вопросы контрольной работы! Почему Вы снижаете мне оценки?
Меня всегда поражала местная манера разговора с учителями. Но здесь это считается признаком демократии.
Учительница достает листок контрольной работы, читает
Вопрос: охарактеризуйте жизнь евреев в Европе после Первой Мировой Войны. Ответ: евреи жили плохо.
А что, они хорошо жили!? В чем ошибка?
Учительница ищет у меня поддержки:
Объясните ему, пожалуйста, что гуманитарные науки требуют более пространного ответа.
Конечно, конечно, соглашаюсь я, с ним позанимается бабушка, она кандидат педагогических наук.
Нет, только не бабушка, первый раз за время учебы пугается Шурик, я не вынесу ее рассказов. Хватит с меня «Илиады».
За несколько месяцев до выпускных экзаменов мы с Шуриком пошли покупать кроссовки. Спускались к магазину по улице имени Бялика.
Шурик, спросила я, что ты знаешь о поэзии Бялика? Вы же изучали ее в школе.
Шурик задумался. Ему искренне хотелось ответить, ведь я пообещала купить ему фирменные кроссовки за 450 шекелей. Но вспомнить ничего не удалось.
Мама, честно признался он, помню только, что учительница сказала: «стихи Бялика будут на выпускном экзамене»
За воспоминаниями я полностью собрала рюкзак сына. Застегнула молнию, поставила его посредине комнаты, как инородный предмет среди такого родного и до боли знакомого беспорядка. Завтра Шурик наденет военную форму, получит солдатский номер и станет защитником для израильтян и «сионистским врагом» для палестинцев.