Врач был, вероятно, из «Скорой помощи». Он рылся в бумагах на столе. Потом сказал:
Помогите-ка мне. Вы ведь его приятель?
Да.
Здесь, в этих бумагах, должен быть адрес его матери.
Матери? удивился Ключарев.
Должен же за ним кто-то ухаживать.
А больница почему не в больницу?
Больница ничем особым ему не поможет. Да и транспортировать его в таком состоянии неполезно.
Ключарев кивнул: понятно. Как и все люди, Ключарев полагал, что с врачами не спорят. Он переспросил:
Значит, вы вызовете сюда его мать?
Не я. Вы. И врач, словно он тоже считал, что Ключарев виновен перед беднягой своими удачами, сурово посмотрел на него. Так Ключареву казалось. Хотя это был обычный взгляд загнанного и задерганного за сутки врача. Вы вызовете. А мне надо идти. Я дважды уже присылал сюда сиделку. Сейчас она дежурит у более тяжелого.
Ключарев кивнул. Он нашел адрес и отослал многословную телеграмму в Рязанскую область. Почта, на счастье, оказалась в двух шагах, и никакой такой очереди у окошка не было. Ключарев отметил с горькой усмешкой везет, мол, этому Алимушкину.
Когда Ключарев вернулся с почты, врача не было. Алимушкин извинился за возникшие хлопоты, извинился жестом руки: прости, дескать, пришлось тебе похлопотать. Жестом же он предложил: давай, мол, в шахматы, если не торопишься. Алимушкин сам дотянулся до них рукой, шахматы стояли у изголовья. Ключарев почти не глядел на доску. Он передвигал фигуры и глядел на пол, где бегали лакированные тараканы.
* * *Сразу же после Алимушкина Ключарев зашел к подруге жены он ее отыскал. Адрес был записан на листочке: Малая Пироговская, 9, кв. 27. Этот адрес Ключарев нашел в записной книжке жены. А записную книжку он потихоньку выудил у жены в сумочке Теперь он пришел и назвал себя: здравствуйте, я Ключарев. Вы ведь дружны с моей женой много лет верно? а с вами мы, как ни странно, незнакомы.
Такой у Ключарева был тон, почти дружеский. На самом же деле он был сильно раздражен, и это вот-вот должно было всплыть на поверхность. Пока еще было начало разговора.
Очень приятно, сказала подруга жены.
Она была полная, даже пышная медлительная женщина. Ключарев подумал, что ей только и сидеть у телефона сутками напролет. С такими формами и с таким задом. Это он уже начал раздражаться.
Извините меня, но я буду с вами резок. Мне надоела ваша телефонная суета.
Что? Она не понимала. Она была медлительна.
Ключарев, стараясь сдерживать себя, пояснил:
Прекратите звонить моей жене насчет этого несчастного Алимушкина. Перестаньте ее нервировать и дергать. Имейте совесть. Имейте снисхождение к обычной и в меру счастливой семье, которую незачем перегружать всеми бедами и всеми горестями, какие только есть вокруг.
Но я не думала, что эти звонки
А думать нелишне. Это так просто понять вы же не даете ей жить спокойно.
Подруга жены молчала, она растерялась. Ключарев еще раз извинился за резкость.
Потом спросил:
Вы к нему заходите, к Алимушкину?
Очень редко.
Вот и продолжайте его иногда навещать. А нас оставьте в покое ясно?
Подруга жены была заметно обижена. Медлительная и толстая женщина, она обожала говорить по телефону, а теперь у нее отнимали такой повод для звонков. К Алимушкину она была вполне равнодушна, но ведь должны же люди, и тем более подруги, о чем-то говорить, и должны же они общаться.
Ключарев объяснил ей еще раз:
Поймите, из-за ваших звонков жизнь моей жене не в жизнь и радость не в радость. Человек хочет жить и радоваться жизни, а вы мешаете. У нас и без Алимушкина полным-полно друзей и родственников, которые тоже болеют
Он все сказал. И теперь ждал ответа. Наконец та, поджав губы, выговорила:
Больше я не буду звонить.
Э, нет. Так дело не делается.
А как же?
Вы позвоните ей еще раз и успокойте. Сочините ей что-нибудь приятное. Скажите, что Алимушкин выздоровел, что он бодр и весел. Что все хорошо. И что Алимушкин уезжает ну хоть на Мадагаскар в длительную командировку.
На Мадагаскар?
Ну например. Чтобы закрыть, так сказать, тему. Чтобы моя жена больше о нем у вас не спрашивала, вы меня поняли?
Да.
Я уйду, а вы ей позвоните, вы меня действительно поняли?
Да.
Всего вам хорошего.
Он ушел. На улице сыпал снег. Снег сыпал теперь и утром, и вечером.
* * *Когда Ключарев пришел к нему на другой день после работы, Алимушкин уже лежал пластом без движения и без языка. Увидев Ключарева, Алимушкин начал хватать ртом воздух он хотел сказать что-то приветственное, а улыбнуться не мог. Теперь и полуулыбка у него не получалась. «Удар у него опять был. Врач сказал сильный», лепетала суетившаяся возле Алимушкина тихая рязанская старушка.