ХХХ («Кто звал её женой»)
Кто звал её женой,
а кто просил: «Взмахни,
Крылами, Русь!» Все тщетны ожиданья.
Подбитой птицей (считанные дни)
Плывёт она в болотах мирозданья.
И мчит охотник, посланный уже
Найти добычу. «Славная охота!»
И славный для писателя сюжет
Развлечь комедией «сквозь слёз» тоску народа.
Но не теперь.
Поглядывая ввысь,
Прислушиваясь к крикам журавлиным,
Она вопит и режет: «Отрекись!
Пусты небес лазурные долины!»
Она в чаду изнемогает: «Жить нельзя!
Дышать нельзя отравы вдох глубокий!»
И чуждая кровавая стезя
Сама собою стелется под ноги.
Давай умрём? Давай?
Природной скверны плоть
Ведя на муки растерзают в клочья
Её охотники. Но видит пусть Господь
Всю нашу кротость и величие воочию.
ТИШЕ
Я не услышала, как он,
Тряся и комкая в ладонях
Своё бессмертье, был сражён
И умирал в последнем стоне.
Я не услышала ни просьб,
Ни стонов сквозь его улыбку
Калитки брошенная кость
В ответ покачивалась зыбко.
А за калиткой его след
Так всё и тянется к предгорью.
Там нисходящий горний свет
Встречает радостное горе.
А здесь мы выспреннюю стать
Свою храним и нам не выйти
Из нужд своих, и не понять
Скупой посыл иных событий.
Где одиночества шаги,
Там их как раз никто не слышит
«Друзья-враги, друзья-враги»
Ах, тише,
тише,
тише,
тише
ХХХ («Говори говори»)
«Говори говори
там никто всё равно не услышит.
Как в печи прогорит
Пусть и жарким дыханьем надышит.
Но, пристроившись в ночь,
Жди весны долгожданнее прежней»
Так мне, к жару охоч,
Нашептал полусонный валежник.
Полудикий старик,
Этот жар твой смертельный так молод!
Он схватил и проник.
Всё минуя, сквозь всё полусонное соло.
ХХХ («Куда б ни ехал ты, а путь один т у д а!»)
Куда б ни ехал ты, а путь один т у д а!
С какой земли не стартовал бы в поднебесье,
Куда б ни убежал: иль от стыда,
Иль от навета и вреда
Слова всё те же грустной твоей песни.
Монах египетский был тысячу раз прав:
«Не торопись бросать свои пределы!»
И рвать страницы из важнейших глав,
Не дописав их в спешке скороспелой
Ну да, ну да, как мастер и ловкач,