А ему еще отел у Офелии принимать.
Короче, в тот день я не стала дожидаться, пока закипит нерасторопный чайник, хлобыстнула из него в стакан теплой невкусной воды, глотнула ее и вылетела на улицу.
Туман преградил мне путь. Он был такой густой и близкий, что хотелось сдернуть его, как висящую на веревке, прямо перед носом, белую простыню, и идти дальше.
Мне было хорошо идти сквозь туман. Торжественно и страшно.
Так, шаг за шагом я оказалась на ферме. Оглянулась вокруг Козыря в поле зрения не наблюдалось.
Я вошла в «Красный уголок», чтобы надеть черный рабочий халат и резиновые сапоги. Без этой одежки на ферме никуда.
Тут мое внимание привлекла холщевая сумка Козыря. Она лежала на столе. Такие обычно носят, перекидывая их через плечо. Сумка оказалась открытой и из нее торчали какие-то цветные картинки.
Я протянула руку.
Козырь слыл в Бараке таинственным человеком. Про него в селе болтали разное. Дескать, парню двадцать с лишним лет, а ни разу ни с одной девушкой даже за ручку не держался. Рассказывали, что его слепой дед с самим чертом якшается. А с родителями Козыря случилась такая душераздирающая трагедия, что даже громогласные Бараковцы говорят о ней почтительно понизив голос.
Короче, Козырь завораживал.
Его сумка лежала с разинутой «пастью». Я не удержалась. Сунула руку «в пасть».
Я вытянула из холщевого нутра ворох открыток с изображением городов: Софии, Стамбула, Вены. Открытки были старые. Замызганные.
«Че он их таскает? Перебирая Козыреву коллекцию, думала я. Делать ему больше нечего?».
Одна из открыток все же показалась мне любопытной. Она отличалась от других. На ней изображался, болгарский городок Несерб, а как иллюстрация к нему вертел над огнем с нанизанным на него молочным поросенком. На обратной стороне открытки был напечатан рецепт приготовления этого самого поросенка.
А кулинарные рецепты моя страсть! Я начала читать.
Но тут резко вспомнила: Офелия!
Нужно было бежать. Я, секунду подумав, сунула открытку в карман халата. Очень хотела дочитать рецепт. А просить ее у Козыря я даже не собиралась. Он бы сразу понял, что я в его сумке шарилась.
«Подумаешь, открытка. Решила я. Таких на почте завались. Новую купит».
Так я украла открытку. И мне ни капельки не было стыдно.
Глава 7
Черная корова Офелия с белым пятном на беременном брюхе, выдавила из нутра пронзительный вопль. Теленок просился наружу. Мычание напуганной роженицы прокатилось по ферме. Но, туповатые животные, и ухом не повели: гремели нашейными цепями, перемалывали зубами жесткие, как проволока, перезрелые стебли тимофеевки, нажимали носами на рычаги поилок. Вода брызгала, обдавая «полированные» коровьи носы ледяной струей. Животные отфыркивались, у ноздрей надувались и сразу лопались большие пузыри.
Июльское утро лишь только забрезжило в засиженных мухами окнах, и коровьи роды Козырю были в тягость. Он, конечно, знал, что Офелия надумала телиться, но надеялся, что его «пронесет», и корова дотянет до моего прихода.
Ты почему соломы корове не постелил? Разъяренной фурией набросилась я на Козыря, когда тот замаячил долговязой фигурой в конце коридора Ждешь, что теленок из коровы на голый пол выскользнет и до клетки сам докатится!?
Да я же вечером солому стелил, начал было оправдываться конюх. Но передумал. Под моим тяжелым взглядом бойко схватил вилы и поспешил в тамбур, чтобы притащить для теленка соломы.
А тем временем Офелии и вовсе стало плохо. Ее тужило.
Я побежала за веревкой.
Когда я вернулась, черная слизкая телячья голова уже торчала изпод хвоста Офелии. Я крепко, двумя руками вцепилась в телячьи уши и потянула. Вслед за телячьей головой из тела коровы выпрыгнули передние ноги. Я привязала веревку к ногам. Дернула, что есть мочи.
Теленок, окутанный слизью, словно пришелец из фильмов ужасов, вывалился из коровы прямиком в белый свет.
Новорожденного теленка в клетку волокли на весу, за ноги. Я за передние, Козырь за задние.
Тяжелый. Козырь первым плюхнул беспомощного коровьего младенца в кучу соломы и с облегчением вздохнул. Слава Богу!
Я устало поплелась в «Красный уголок».
Хотела, наконец -то, попить чаю со зверобоем, да в темно зеленом чайнике с травяным отваром, жужжа, билась муха.
Я обреченно опустилась на стул. Пролитая вчера на подол моего черного рабочего халата коровья каша, задеревенела, покрыла коркой и без того мрачную мою одежонку.