Выслушал, все, что ему говорил визитер, Авраам, хмуро, заметил:
Вот что, уважаемый. Во-первых, я не коммунист, и никогда им не стану. Во-вторых доктор Судаков махнул в сторону британского флага, я подозреваю, что вы навещаете Израиль по чужим документам. Я не люблю оккупантов, но шпионов я не люблю еще больше. Убирайтесь восвояси, в Советский Союз, иначе мы прогуляемся до ближайшего полицейского участка гость поднялся, бросив на стол медь:
Вы взрослый человек, господин Судаков, а склонны к необдуманным решениям. Запомните, евреи никого не интересуют. Ни Англию, ни, тем более, Францию, ни Америку. Только Советский Союз в состоянии помочь евреям Европы. Посмотрим, как вы запоете, когда останетесь наедине с Гитлером он помахал перед носом Авраама газетой: «Что и случится в скором времени».
Доктор Судаков сидел, глядя вслед его худой спине. Авраам сплюнул:
Он преувеличивает. Сказано: «Не стой над кровью ближнего своего». Запад не останется в стороне. И вообще, ничего подобного не случится, в Европе покурив немного, на зимнем солнце, он пошел в школу к Ционе. Племянница занималась.
Авраам, на цыпочках, подобрался ближе к полуоткрытой двери. Девочка сидела, у большого бехштейновского рояля. Рыжие волосы, казалось, светились.
Я не буду играть Брамса, упрямо сказала Циона, он немец.
Авраам услышал медленный, запинающийся иврит ее учителя, Йозефа Таля. Он преподавал в иерусалимской школе музыки, на Кикар Цион, и обучал детей в интернате:
Он из Берлина уехал, вспомнил Авраам, когда евреев Гитлер выгнал из университетов.
К потолку классной комнаты поднимался серебристый дымок папиросы: «Разные бывают немцы. Играй, играй».
Циона шумно, недовольно вздохнула. Слушая «Венгерский танец», Авраам повторял себе: «Все обойдется, непременно. Нам помогут».
Сидя на полутемной, прокуренной кухне, с кузенами, слушая стук капель по стеклу, он понял, что начинает терять уверенность.
Авраам принес папку с документами тех, кому британцы поставили визы:
Все равно, я был прав. Пусть товарищ Яша, мужчина, издевательски, усмехнулся, катится ко всем чертям. Я не продамся коммунистам, даже ради спасения евреев радио хрипело, они пили кофе. Авраам скрыл вздох:
Не ты ли говорил, что ради спасения евреев, можно сотрудничать и с немцами? Какая разница он пока ничего не решил. У них на руках имелось сто пятьдесят сирот. С детьми надо было что-то делать, и чем скорее, тем лучше.
За мытьем посуды, Аарон осторожно поинтересовался у кузенов, не собираются ли они в театр. Мишель передернул плечами:
Я засну, дорогой мой. Я сегодня полдня над рукописями сидел, а полдня учил детей рисовать кошек и локомотивы он ласково улыбнулся:
Тем более, я арабского языка не знаю. Авраам мне паспорта переведет. Люди не должны запинаться, если у них спросят, что написано в бумагах
Рав Горовиц вспомнил темные глаза госпожи Майеровой:
Адель у бабушки ночует, когда в театре представление. Нельзя, нельзя, не смей Должны где-то цветы продавать. Найду лоток он пробормотал: «У меня занятие, в синагоге, по Талмуду».
Авраам, скептически, заметил:
С такой погодой два старика придет, обещаю. Впрочем, тебе все равно рав Горовиц одевался, в передней. Сунув в карман ключи, он прокричал с лестницы: «Дверь за собой закройте. Спокойной ночи!»
Мишель посмотрел в окно. Кузен пропал за плотной пеленой дождя. Он велел Аврааму: «Завари еще кофе. Раньше полуночи мы сегодня не ляжем».
На главной площади Ауссига-над-Эльбой, бывшего города Усти над Лабем, над остроконечными шпилями ратуши развевались нацистские флаги. Афишные тумбы обклеивали спешно напечатанные плакаты: «Судеты исконная немецкая территория! Немцы встречают своего фюрера!». Рядом висели фотографии группенфюрера СС, Конрада Генлейна, главы судетских сепаратистов, пожимающего руку Гитлеру. Рядом с кафе: «Милая Богемия», дверь отмечала вывеска: «Запись в Судетский Немецкий Легион! Немецкий юноша, отдай долг своей родине! Вставай под знамена фюрера и партии!».
К западу от Праги, было неожиданно солнечно. Город окружали поросшие лесом холмы, с Эльбы тянуло свежим ветерком. По булыжнику площади прыгали воробьи. На горизонте виднелись очертания замка, возвышавшегося на скале. В прошлом веке здешние горы, в поисках вдохновения, посещал любимый композитор фюрера, Вагнер. Согласно легенде, именно в Ауссиге Вагнер начал писать «Тангейзера».