Ладно пробитая фуражка каким то неведомым образом, вновь оказалась на голове «старшого», скажи ей спасибо, Силантьев, и покажи карту может мы, всё-таки, узнаем дорогу?
С картой разобрались в минуту. Немка почти сразу нашла ошибку и ткнула в то место, где они проскочили нужный поворот на Дрезден.
Порядок, товарищ старший лейтенант! Можно ехать! Силантьев молодцевато присвистнул, похлопав ладонью по рулю.
Можно, так поехали. И так уже торчим здесь больше часа, Попов осторожно завернул зеркало в тряпку и положил рядом с собой на сиденье, показывая немке, что он принимает её подарок, Данке шон, ауфвидерзейн!
Ауфвидерзейн! ответила она и добавила что-то ещё.
«Газик» уверенно рванул с места, навсегда покидая эти края. Попов молчал. Руки сами развернули материю, и зеркало приветливо подмигнуло солнечным зайчиком.
Чего она еще сказала, Силантьев?
Сказала храни вас Бог, господин офицер!
Лейтенант хмыкнул. Машина быстро удалялась все дальше и дальше, превращая весь мир в точку.
Лето 1984-го выдалось на редкость тёплым. Не жарким, не уныло прохладным, с частой перебивкой дождей, а именно тёплым и осторожно ласковым. Рязань по-матерински прижала его к груди из развесистых парковых алей, жадно подставляя каменные щёки домов поцелуям солнца. Дворы спальных районов до самой темноты транслировали какофонию счастья, замешанную на голосах детей и птичьем щебете. Тишина испуганной монашкой укрылась за неприступными развалами старой крепости на вершине Ясносельского холма, помнившего ещё нашествие Батыя. Да, редко бывает такое чудесное лето!
Так думали все и взрослые и дети, живущие в обычном рязанском дворе по Проспекту Коммунаров, и даже коты, полеживая кто на балконе, а кто просто на ветке дерева. Они снисходительно сверху вниз смотрели на своих вековечных врагов собак, которые трусили за хозяевами, добродушно погавкивая.