Фуск предположил, что черноглазая Панторпа сводная сестра Винии, дочь ее отца от одной из наложниц.
Панторпа боготворит Париса, весело продолжала Виния. Он обещал взять ее в труппу. Панторпа уже мечтает о ролях Медеи и Федры Виния на мгновение замолчала, потом спросила. Зачем тебе понадобился этот центурион?
Пока не знаю, моя Виния. Всякое может случиться, а он человек надежный.
Не задавая более вопросов, Виния повела гостя осматривать дом: обширную библиотеку, просторный хозяйский кабинет-таблин, большой триклиний и комнату над ним, предназначенную для трапез в узком семейном кругу, огромные термы Они миновали ряд крохотных, пустых комнат, вероятно, бывших спален. Гулко отдавалось эхо шагов. Дом казался нежилым. Кругом тишина. Мебели мало. Росписи на стенах кое-где облупились. В мозаиках выщерблины. Между мраморными плитами пола трещины.
Если бы ты видел прежнее великолепие! воскликнула Виния. Вот здесь статуя Эрота из слоновой кости, стрела с золотым наконечником, казалось, нацелена тебе прямо в сердце. Маленькие серебряные дельфины и тритоны у фонтанов. Столы и ложа из ливанского кедра, черного дерева, коринфской бронзы
Жалеешь о потерянном?
Нет, с силой сказала Виния. Отец принял смерть из-за этих богатств, так мне ли жалеть о них? Моя утрата страшнее.
Фуск чуть сжал ее руку.
Они сидели на мраморной скамье в перистиле. Неумолчно стрекотали цикады, им подпевал фонтан. На фоне белых стен черными силуэтами темнели кипарисы. Перистильный дворик зарос травой, белые лилии, высаженные у фонтана, наполняли все вокруг дурманным ароматом. Старая дуплистая олива угрожающе накренилась. Лохматая собака, дремавшая в углублении меж корней, заскулила во сне.
Циклоп! ласково окликнула Виния.
Пес поднял голову, сонно приоткрыв единственный глаз, дружелюбно забил хвостом, и тут же снова уронил голову на лапы.
Темнело. Сквозь густые полоски лиловато-серых облаков пробивался последний солнечный луч. Со стороны кухни долетали голоса, тянуло запахом жаркого. Две кошки под окном требовательно выпрашивали подачку. На галерее замелькали факелы: слуги относили кушанья в пиршественный зал экус.
Сейчас появятся гости, спохватилась Виния.
Они поднялись и направились в триклиний, к Панторпе и оставленному на ее попечении центуриону.
Сразу стало ясно, что Панторпа девушка добросовестная и всерьез отнеслась к возложенному на нее поручению. Гостю скучать не пришлось. В тот миг, когда Виния и Фуск показались в дверях, Панторпа стояла в центре комнаты, на том самом месте, где должен был располагаться стол, и, заламывая руки, читала монолог Октавии. Стол же, заполненный блюдами с виноградом, грушами, персиками, орехами был отодвинут в сторону, гостю до всего этого великолепия даже дотронуться не пришлось. Панторпа усиленно потчевала его бессмертным творением человеческого гения. Судя по вытянутому лицу центуриона переваривал с трудом. Правда, как истинный воин, терпел без стонов и жалоб. Разве что взгляд его нет-нет да и обращался к недоступному столику.
О, Фортуна моя, не сравнится ничья
Злая доля с тобой
восклицала Панторпа неестественно-низким голосом, воздевая руки к потолку.
Гость, кажется, вполне разделял ее обиду на богов.
Виния уже открыла рот, чтобы прервать Панторпу, но та, увидев вошедших, воодушевилась и перешла к причитаниям. И тут над ее головой загремел голос:
Панторпа, уймись!
Девушка испуганно оглянулась. У окна, выходившего на галерею, стоял человек и яростно грозил ей кулаком. Панторпа испуганно втянула голову в плечи. Спустя мгновение новый гость появился на пороге. В комнате сразу стало тесно. Гость был на голову выше всех присутствующих, темные глаза его смеялись, в голосе громыхал гнев.
Панторпа! Если хочешь исторгнуть у зрителей слезы, никогда не плачь сама, его густой сочный голос заполнил комнату. Можешь рыдать от слабости, растерянности, страха, наконец, от радости. Но в минуты величайшего горя нет, нет, и нет. Зрители ждут от тебя именно слез. «Ну, понятно,» говорят они, сочувствуя героине и слегка зевая. Нет, если хочешь потрясти тех, кто на тебя смотрит забудь о слезах.
Тут Панторпа разревелась по-настоящему и выбежала из комнаты.
Парис! воскликнула Виния Руфина. Ты слишком суров, и, тоном ниже: как я рада тебя видеть.