Работа в черном это работа со свинцом, с кусками руды, разложение старой материи. В духовном смысле она сводится к духовной брани и очищении от страстей. Чтобы прорасти, стать новым растением (неофитом), зерно должно умереть. В это время происходит исчерпание низших возможностей, которое символизируется как спуск в ад. Дантэ так его и описывает в Божественной Комедии, Башлачев поет о «семи кругах беспокойного лада». У Башлачева этот этап выражается в сатирических песнях его раннего творчества 19831984 гг («Палата номер 6», «Слет симпозиум», «Подвиг разведчика»). Сатира, через высмеивание негатива и порока, приводит к отрешению, абстракции от него, в чем и заключался смысл «смеховой культуры». Сам Башлачев называл этот этап «бардовым», а следующий «рок-н-рольным».
После очищения свинец превращается в серебро это работа в белом. Это этап природного созерцания и Любви. Зерно начинает прорастать под влиянием Солнца. Этот этап соответствует поэтической зрелости Башлачева 19841985 гг. Это сильные, взрывающие чужую броню, энергетически насыщенные песни «Время Колокольчиков», «Некому Березу заломати», «Лихо», «От винта», «Ванюша».
Третий этап заключается в обретении Философского камня, который позволяет конвертировать метал в золото. Это рубедо или работа в красном. Это этап сверхъестественного созерцания и достижения Божественного принципа, того, что он назвал Имя Имен. Это работа с логосами, корнями слов, «магия языка» в таких песнях как «Вечный Пост», «Посошок», «Имя Имен».
Здесь нужно сразу отметить, что Великое Делание это активная работа духа, «Царство Небесное силою берется» (Мф 11:12). В связи с этим использование наркотиков является попыткой войти в духовный мир с черного входа людьми, которые обычно не обладают необходимой квалификацией, что приводит к различным отклонениям. Некоторые полагают, что именно наркотики (грибы) привели Башлачева к самоубийству, однако это все же маловероятно. Его жена, Анастасия Рахлина, поставила точку в своем интервью:
Саша не употреблял наркотики. Точка. Напротив, у него была стройная теория о наркотиках, как о неком лифте, на котором, конечно, можно куда-то подняться в своих, скажем так, интеллектуальных исканиях, но, во-первых, все равно назад приедешь, а во-вторых, душа должна работать сама. Потому что даром, как уже говорилось, ничего не дается.
Все же наркотики он хоть и не употреблял, но определенно пробовал, и определенные видения и метафоры используемые им в стихах, можно отнести на их счет.
От винта!
Работа в черном есть смерть для внешнего мира, однако по выражению Эволы, это не медленное умерщвление себя, а такая концентрация душевных сил на Божественном Принципе, которая приводит к диссоциации души от внешнего мира. Владислав Мамченко вспоминает о последней встрече с Башлачевым в ноябре 1987 г:
Я хорошо помню атмосферу нашего последнего вечера. Олег сидел, нос повесив, да и я как-то сник. Такая мрачная туча повисла. Ее создал Башлачев своей отгороженностью от нас, да и от всего окружающего мира. В завершение вечера Башлачев просто встал и сказал: «Ребята, нечего со мной разговаривать Вы разговариваете с живым трупом». Я это помню слово в слово, потому что на меня это сильно подействовало. Мы ведь тогда были молодые ребята, жизнерадостные, ни о чем таком не думали. Вот так, весь в себя ушедший, он от нас и ушел.
Ирина Гутор рассказывает о том, что Башлачев вышел из социума, что тоже есть результат работы в черном:
Как-то он рассказывал мне о том, что вышел из социума и никогда туда не вернется. Он вышел из социума, как на ходу выпрыгивают из поезда. «Я теперь вообще здесь ничего не понимаю, и знать не хочу». То есть он считал, что ты боишься чего-либо, потому что находишься как бы внутри поезда. А когда ты его покинул, ты уже ничего не боишься. Все, что было в прошлом, связывало его и мешало делать то, что он делал. Для этого ему необходимо было быть вне социума, вне законов, вне правил. Я вообще-то в ужас пришла, я бы так не смогла, он не красовался, он правду говорил.
Его уход некоторые связывают с тем, что в последние месяцы он больше не мог писать стихов. С внешней точки зрения его уход из жизни казался результатом депрессии, мол «не вписался в рынок». Так Ревякин (группа «Калинов мост») вспоминает:
Он ничего не ел уже Мясо не ел, говорил, что не может есть. Жили тогда тяжело. Для Ольги, жены моей, было непонятно, что человек к ужину так отнесся. Тем более, видно было, что он давно не ел Единственное, что мне удалось сделать, это заставить его переодеться в другую одежду. Мы сняли с него ватные штаны, он помылся. Мы дали ему майку, джинсы моего товарища У него была депрессия, ничего он не мог с собой поделать, как его ни бодрили