Извини, шепнул слабый голосок. Не умеют они иначе.
Сначала Волк увидел нож. Проследил, как этот нож с костяной ручкой и серебряной насечкой, с камнем в основании рукояти разрезал веревку на руках, затем на шее. Стало возможно растереть запястья, опереться о край бархатного сиденья и поднять голову. Зажмуриться от недоумения, на ощупь сесть на бархат и снова открыть глаза. Протереть их хотя и это не помогло.
Он хотел удивиться и вот, изумлен до потери дара речи! Напротив, на таком же бархатном сиденье, сидит ребенок. Сам Волк, пожалуй, выглядел точно так, когда миновал лесное пепелище и добрел до поселка: кожа да кости, в глазах отчаяние Ему тогда было восемь. А сколько этому ребёнку-призраку? Восемь? Двенадцать? Или все четырнадцать, если он не растет
Руки оказались проворнее головы: Волк еще не поверил в то, что видит, еще не решил, как к этому относиться а сам уже протянул ребенку полоску сушеного мяса. Он привык к такому припасу с детства и теперь полагал его лакомством, напоминанием о родной тайге.
Мальчик нагнулся вперед, охотно принял угощение, снова откинулся на подушки и стал грызть понемногу, неловко. Похоже, такая еда была ему внове. Но облизывался, кивал и даже улыбался. Вот он прикончил мясо и жалобно глянул на Волка. Получил второй кусок, съел куда быстрее и сыто расслабился.
Вкусно. Знаешь, мне три года никто не давал пищу, желая накормить. Все в конечном счёте хотят не дать, а получить. Мальчик горько усмехнулся. Я всюду ищу людей, лишенных жадности. Отчаялся. Решил, мир сплошь черный, без просветов. Но мне повезло сегодня. И вдобавок я сыт.
Ты кто? кое-как справившись с собой, шепнул Волк. Я думал, в карете хозяин золота. Злодей, которому тут все рабы, и даже лес просто вещь.
Все так думают, кивнул мальчик. Знаешь, правду услышать очень опасно. Кто знает ее, должен молчать. Иначе умрет.
Я помолчу, раз надо.
Я более ценная вещь, чем лес или даже весь урожай. Я приумножаю золото. Каждый год я должен заполнять столько сундучков, сколько он поставит. Не справлюсь, он сожжет целый поселок. И меня заставит смотреть. Мальчик сжался, уткнулся лицом в колени. Так было дважды. Мир делался сплошь черный, рассыпался в пепел я бредил и умирал до середины зимы. А после заставлял себя очнуться и жить. Скажи, почему я все еще хочу жить? Это ненормально.
Волк сам не понял, как очутился рядом с мальчиком, как притиснул его к боку, согревая и оберегая. Ощутил руки-прутики холоднее льда, и кожа рыхлая, влажная Мальчик не плакал, но сильно дрожал. Вдруг вскинулся, извернулся и глянул Волку в глаза.
Я так обрадовался! Тебя за золото не купить. Ты человек.
Меня кличут Волком, усмехнулся Волк.
Значит, ты настоящий оборотень, хитро сощурился мальчик и рассмеялся, глуша ладонью звук. Запрокинул голову и шепнул в ухо, доверительно: Настоящий оборотень, а не жалкая подделка из сказочек. Те оборотни только и умеют убивать. Как будто для убийства надо обрастать мехом! Ты настоящий оборотень, волшебный. Умеешь перекинуться в человека. Есть старая легенда о Локко, сыне бога диких людей. Младшем сыне. Он носится по лесу, творит невесть что. От его шалостей худо небу и земле. А только он не злодей. И умеет перекинуться в человека. Настоящего.
Мальчик шептал быстро и невнятно, постоянно прикрывал ладонью рот и поглядывал с опаской на дальнее окошко кареты. Волк и сам полагал: верховой в золоченом доспехе там, он едет близко, старается подслушивать.
Волк крепче притиснул пацана к боку. Сердце болело. Вот он, настоящий хозяин золота, и не только здешнего, а любого, наверное Но разве он злодей? Разве город хоть однажды был искренен, обвиняя одних и назначая святыми иных? Почему так легко оказалось поверить старшему артели? Почему
Волк встряхнулся, сбросил пустые сожаления.
Почему ты не сбежишь?
Причин много. Но первая и очевидная Сам глянь.
Мальчик указал на свои ноги. Волк нагнулся, сперва не понял потрогал башмаки, желая удостовериться: защелкнуты на щиколотках замками. И весят, кажется, непомерно. В таких не то что бежать, кое-как брести едва ли посильно!