В темноте, аккурат точно заполнявшей комнату, в углу самом глухом светил уличный фонарь что уж тут, закон преломления отражений, ничо не попишешь. Этак сделалось, что фонарь в окне соседней комнаты, ночном синем, как фронтовой кисель, отпечатал свою огненную физиономию на стекле шкафа с книгами, а уж этот фонарь пролез в зеркало секретера за безделушками в Гостиной.
Если учесть, что отражения тоже имеют право на жизнь, картина складывалась не такая милая, как могло показаться. Очевидно, так и показалось кому-то.
Лис, та самая славная леди, которая так милостиво обошлась с молодым джуни, невовремя явившимся на лунную полянку, обернулась и пристально посмотрела на собеседника. Судя по выражению её лица и особенно синих глаз, прикрытых волосами, сегодня песочного цвета, милости не предполагалось. Она небрежно протянула грудным глубоким голоском:
Птичка в клетке не поёт.
Реплика была ответной в целом, они успели обменяться этак десятком подобных банальностей. Впрочем, всё, что излетало из губ этой джентри, звучало ежли не откровением, то по крайней мере, не позволяло визави отмолчаться.
Правда, пока она произносила эти пять да, пять слов сознание царапнула какая-то странность. Ей померещилось, что она спит глубоким сном и спускается всё глубже по винтовой лестнице чёрного беззвёздного забытья.
Ощущение было мимолётным, неверным и тем более неприятным. Поэтому она вздохнула и атмосфера семейной Гостиной и семейной истории, поглощённая в необходимом объёме, изгнала чувство, будто она одна в бездне, не имеющей верха и низа.
Джонатан поиграл плечом, сунул руку подмышку. Он ещё не отошёл от впечатлений у пруда, откуда шагнул сразу вот в эту комнату, где ему назначили свидание. Пруд он кое-как затёр движением не руки даже, а вот этаким мановением плеча.
Лис, извини
Что ты натворил?
Она поёт. Птичка
Лис хмыкнула.
Просто чтобы поднять себе настроение.
Джонатан уселся в старинное кресло на колёсиках, которое что-то возмущённо произнесло. Устроился поудобнее так он это называл, но под её взглядом приуныл и спешно сменил расположение составных своего земного «я».
Логика, Лис, хорошая штука, если ею не злоупотреблять.
Он приподнял перо светлой брови, отчего ширина его скул стала ещё выразительней, выпростав в новую форму безыскусно сработанное, здоровое лицо короля. Комизм усиливался отчётливой мужественностью его подбородка. Эта часть вечно встревала между Джонатаном и его собеседниками, ну, и собеседницами.
Когда Джонатан поворачивался в профиль, происходила метаморфоза являлся его чистый до бескровности лоб, соединённый с коротким прямым носом линейно. Тогда он представал аристократом то есть, тем, у кого предков меньше, чем у обычного джентри.
В этом мгновенном наброске соединялись функциональная простота первого накопителя информации на столе у изобретателя, и первый рыцарь джентри, который догадался, что во-первых, можно рифмовать концы строк, во-вторых, что можно чистить под ногтями, ежли собираешься преподнести переписанную начисто балладу даме.
Логика это как должно быть. Чего, конечно, не бывает почти никогда. Изрёк этот важный господин.
Любовь.
Что?
Он потерял рисунок роли и повернулся к ней. Писательница сидела возле своей книги (что логично). Книга лежала на подлокотнике кресла короля.
Джонатан запрокинул лицо и выдержал взгляд лиловых радужек, почти полностью заливающих два больших глаза.
Как должно быть это то, чего быть не должно. Любовь, что логика берёт первую попавшуюся ересь за аксиому и воротит, что хочет.
Лис покинула насест также внезапно, как заняла.
Единственное, что мы можем себе позволить, это подсчёт возможных вероятностей без вранья и просыпа, как записал один из остроумцев джуни. И в этом свете вероятность номер один отсутствие Клетки. Которая в свою очередь открывает столько вероятностей, что у некой древнейшей организации не хватит сотрудников, чтобы их отследить. То есть, Бесчисленное Множество.
Джонатан проводил её перемещения по комнате исподлобья. Лис присела у давно угасшего семейного камина. Неясно, зачем она выбрала для делового, как сама же подчеркнула, свидания эту комнату в заброшенном, вросшем в скалу или встроенном в её осыпающееся нутро, замке.
Замок в долине, опоясанной реками. Долина на побережье. Побережье лицевой угол полуострова, повисшего среди двойной синевы океана и неба, как пайетка в ведрышке, где отстирывали любимую футболку.