250 фокусов для всех.
Как странно Наш народ обрёл независимость семьдесят тысяч лет тому назад, а мы по прежнему так боимся её утратить, что содержим секретных сотрудников? Мы содержим секретных сотрудников? Да?
Негромкий голос звучал с благородной приглушённостью и выдавал внутреннюю уверенность говорившего.
Ну, что вы, ваше величество прости Джонатан.
Комната была спартанского типа, на маленьком диванчике двое собеседников, казалось, уже семьдесят тысяч лет размышляли над шахматной доской.
Я потому вас спрашиваю, господин глава разведки, что вы всегда поддерживали во мне убеждение относительно недопустимости восстановления полицейского государства.
Конечно Джонатан.
Остролицый собеседник мрачновато улыбнулся.
Значит, вы уверены, что некоторые из нас способны изменить идеалам гуманизма?
Боюсь, что так
Значит, тысячи лет, что наш народ скрывался от преследования, послужили не для того, чтобы выковать безупречный народный характер. Подхватил сидевший справа от доски, и, наклонившись над белым королём, потрогал кончиком указательного пальца губы.
Остролицый глава разведки бросил на него быстрый взгляд позиция короля обнадёживала, если столь светлое слово подходило для обстоятельств скорее безутешных.
Тот, кто не терпел слов «ваше величество», похоже, тоже об этом задумался. Красивое лицо его, с высоким лбом и дерзко выставленным и вдобавок раздвоенным подбородком, несло на себе вечную тень раздумий а о чём может раздумывать Джонатан, как не о судьбах своего Отечества?
Если так можно выразиться а главе разведке можно всё и даже чуть больше король (тот, что не на доске) предпочитал находиться по отношению к этому миру в профиль. Суть его души а остролицый хорошо помнил, что это за душа и на сколь многое она способна заключалась в линиях, а не в красках.
Смуглый король всегда бывал бледен по утрам, когда чаще всего заканчивал свою добровольную вахту над какой-нибудь толстой книгой из наследия джуни, и даже шлем его изничтоженных тревожной рукой личного цирюльника кудрей (добряк позволял себе ворчать, занося ножницы, как он выражался, над природным венцом его величества) тускнел с каждым рывком Звезды, огибающей в Ладье Бесконечного Океана планету, носившую на памяти джентри столько имён, что первоначальное вот-вот и стёрлось бы из этой почти всеобъемлющей памяти.
Да, он был бледен. И сейчас, когда трижды и седмижды извинившись перед верным главой разведки за поднятую вчера тревогу, старался завершить партию, навязанную ему остролицым.
Насчёт Фортунатия Внезапно сказал он, внезапно же поднимая на соперника взор такой острый и живой, что более восприимчивый из рода джентри, несомненно, вздрогнул бы.
И это было всё, что он сказал.
Когда Джонатан обрывал фразы, они застывали в воздухе, как нечто совершенное и задуманное именно в таком вот виде имя и многоточие, отмеченное в пространстве между собеседниками зримыми выбоинами. Кажется, речь не такое уж пустое изобретение а ведь джентри многие и многие эпохи спокойно обходились без неё, справедливо считая, как написал мудрейший из джуни, что всякая изречённая мысль есть ложь.
Правда, в самом этом определении заключалось его опровержение, вроде старинной игры «Комната заперта снаружи, а ключ внутри».
Глава разведки, тем не менее, не спешил впечатляться не таков. Облик его не оставлял гармонического впечатления, как монарший. И всё же всё же
Находились иные, полагавшие, что в облике главы разведки имеется что-то этакое прельстительное. Что в резкости и дисгармонии тоже есть свой шарм. Его лицо было худое до того, что под выгоревшей до папируса кожей проступали призраки твёрдых костей. Глаза поблёкли. Подбородок длинён и остр. Сколько лет ему, знали немногие. Может, только его нынешний собеседник и знал.
Впрочем для джентри любой отсчёт мало что значил так часто им приходилось пренебрегать летоисчислением ради вечности.
Глава разведки тем временем ответил и на королевский взор (взором спокойным и ничего не выражающим) и на королевскую речь. Он сказал:
А что Фортунатий?
Строго говоря, то был, конечно, не ответ.
Его величество снова занялся доской и сделал ход, который я называть не стану, так как ничего в этой благородной и древней игре не понимаю.