Я отшвырнул бумажку, чувствуя, как я красив подбородок, идейность и прочее и увидел, как гад в сапогах весь передёрнулся. Так вот, кто автор текста и да здравствует литература.
Мой дружок с его вольным и прельстительным видом ополченца в мягком тряпье, славно сидящем, как выражаются дамы, на его симпатичных, сугубо мужских формах, гордо развернулся, показывая размах плеч. Весь его вид сообщал да, вот этак-с, милые вы. Но симпатии площади были и так на нашей стороне.
А всё потому что, братья и сёстры, свобода, если и повеет, как ветер, так сразу одурманит, кого хошь. Любого испуганного в седьмом поколении, хоть на миг, а наполнит счастьем, призрачным, конечно ведь на миг. Ну и, конечно, потому что мы физически привлекательны.
Мы обменялись с ним взглядами и сговорились торжественно свернули к дому. Да, мы свернули к дому.
Лесенка о девяти вечных ступенях из зелёной, особенно отделанной лавы, по традиции, местного вулкана заискрила под двумя парами неухоженной мужской обуви верный знак хорошего качества заклинаний. Я выгнул губу одобрительно, кивнув львице со львёнком справа. Мой товарищ боевой подымался, вдавливая трогательно неуклюжие сапожки в Лакмус Веры, со стороны Льва-Отца, гордо глядящего, как все кошачьи, в никуда поверх суетных бюргерских макушек.
Красавица Львица нежно смотрела на толстого мохнатого младенца, прильнувшего к её огромной лапе, и трепет электрического разряда подтвердил мне, что жрец-скульптор был, и вправду, знатоком своего дела отпостился до зелени в глазах и пониженное давление в результате продуманных мышечных нагрузок довело его до чистоты Духа чуток не абсолютной. Вдохновение, как Снежная Королева, едва не зацеловало его до смерти.
И теперь, когда по лесенке поднимался тот, кто нёс в себе инфекцию Небытия, чуткий материал реагировал немедленно а я? Бедный волкодрак, о, о, бедный я оборвал зарождающийся в глотке вой. Медведь не покосился на меня есть в нём этакая деликатность, что ли. Он тревожно ковырнул когтем в передних зубах, и я совсем разумилялся.
Внутри пахло подлунными травами, и магнетически сияли огни. В центре зала шевелила голубыми лепестками огромная конфорка, изображая недосягаемое небо, а жрец огромного роста, стройный, и, естественно, с широким безупречно прямым носом и наглой повадкой льва, с локонами, собранными в хвост до пояса, перетянутого шнуром, спокойно через плечо посмотрел на двух грязных военных, пришедших смыть покаянием мирную кровь.
Предстояло утреннее моление о дожде, обычное в это время круга.
Жрец одним движением распустил свой хвост, густая грива рассиялась, струясь, на могучих плечах и откормленной спине. Сливаясь с музыкой, двигался он вокруг огня. Когда он начал танец, даже я волчьими глазами не уловил их этому учат. Он будто пребывал в танце всегда, и танец был всегда. Его поступь, пульсирующая страстью, и мощная стать хищника были накрепко вживую соединены со звуками страшно затягивающей музыки и словами мольбы к Фате, Леле, Мен и Ярре. Слова врезались в уши слушателей так, будто иголка скользила по двадцать тысяч лет назад вырезанным в космическом камне бороздкам.
Я слушал вполуха даже переделки поддаются магии заклинательных домов. То, что во мне имелось доп. не поддавалось ничему, пожалуй.
Медведь был напрочь заворожён. Я не судил его. Князь континента миллион лет назад избрал эту форму поклонения Небу и Земле именно за красоту ритуала он выбирал из предложенного, и заклинательные дома, сохранённые после катастрофы жителями Придверья, покорили его несложную полувоенную, слегка развратную натуру.
Треугольники из чистого золота, напоённые дымом сладкого корня и музыкой, заставляющей трепыхаться клеточную жидкость до завалященькой митохондрии, великолепные самцы-служители, пляшущие, как львы над поверженной антилопой, движущиеся картины и видения в радужной пелене храма всё это утешило и покорило его. Он выбрал. Что уж говорить о чистой натуре медведя он просто наслаждался и отдыхал душой.
Служитель замер, хотя воздух вокруг него продолжал пульсировать. Я подошёл, вдыхая дым.
Отражающий небеса. Позвал я культурно приглушённым голосом.
Мне мой баритон не нравится высоковат. К тому же, мне не нравится использовать это обращение бездарно с точки зрения литературы.
Что тебе, детка? Ответил он рокочущим голосом, рождённым в львином чреве, что набито останками антилоп.